Само собой получилось, что из церкви возвращались, уже поделившись на две группы – ратнинские и михайловские. Куньевская родня – сгрудившиеся возле Татьяны женщины во главе с Лавром, а отроки – с Алексеем и Андреем, несущим на руках бесконечно счастливых этим Стешку с Фенькой. Анна с Аринкой и Анютка с Машкой держались чуть в стороне – следом за своими. Возглавлял это шествие Корней, ужасно довольный собой, верхом, сияя на солнышке золотой шейной гривной.
По дороге Анна, как и обещала, тихим шепотом просвещала Аринку о сложностях и противоречиях в семье, появившихся из-за принятия в род многочисленной куньевской родни. Как ни смятена была Аринка всем случившимся, как ни болело у нее за Андрея сердце, а отметила с затаенной радостью – ведь Анна-то с ней сейчас совсем как со своей, с семейной, разговаривает. Вот и про дела эти, сугубо лисовиновские… еще вчера даже представить не могла, что боярыня ей такое рассказывать будет!
– Вон та, старшая, – Дарена, то есть Дарья теперь, после крещения, – поясняла Анна, показывая глазами на дородную, с властным выражением лица бабу, что оказалась сейчас ближе всех к жене Лавра и что-то ей втолковывала. Хотя боярыней и старшей по положению в лисовиновском роду из них двоих была Татьяна, но кабы Арина этого заранее не знала, так и ошиблась бы: уж больно не соответствовало этому их поведение, Татьяна скорее подчиненной выглядела. – Она же большухой в роду была, а тут Таньке подчиняться приходится, младшей дочери, – усмехнулась Анна. – Поначалу-то радовались, что благодаря этому родству в холопы не попадут, но когда первый испуг прошел, думать стали, вспоминать да прикидывать: Славомир-то из-за Татьяны мстить начал; из-за нее, значит, они и лишились всего – мужей, хозяйства да и свободы. Были сами себе хозяевами, а сейчас у нас из милости живут. Дарене это хуже ножа острого, она и со мной порой забывалась – распоряжаться пробовала. А может, только вид делала, что забылась, а сама меня испытывала.
– Анна помолчала, потом удовлетворенно улыбнулась, видимо вспоминая какое-то особо яркое столкновение.
– Ну да у меня не покомандуешь, я ей быстро хвост прищемила. Меня виноватить – самой себе боком выйдет, Корнея – страшно, Славомира – невместно, да и грех это – мертвого предка плохо поминать, а Татьяна-то вот она… Как я в крепость перебралась, так она и вовсе за старшую здесь осталась, и опять им это поперек горла – мне скорее подчинятся или еще кому. Но открыто это не показывают, не смеют, а за спиной шипят.
Да и промеж них неразбериха получается: из четырех родов, считай, народ собрался. Славомиров – самый многочисленный: его самого семья да его младшего брата. У них Дарена заводила, они ее по старой памяти слушаются, и она среди них душу отводит. Правда, баба-то она разумная, когда в чужие дела не лезет, и хозяйка хорошая, тут ничего не могу сказать, – отдала должное новоявленной родственнице боярыня.
Еще два рода, в которые ушли сестры Славомира. Их самих уж и в живых нет, но те семьи батюшка Корней тоже за кровную родню признал. Их Славомировичи… верней, Славомировны, – ехидно уточнила Анна, – под себя пытаются подгрести, тем более что и в Куньем их род самым сильным был, почти как у нас тут Лисовины, но это не так-то просто сделать – мало ли что там было? Те тоже бабы не промах, одна Гостена, то есть теперь, после крещения, Глафира, чего стоит…
А еще у нас теперь несколько молодух вдовых есть. Вон, видишь, какие справные? – Анна с усмешкой кивнула в сторону стайки молодых баб, что шли чуть в стороне от старших. – Вдовы старших Славомировых внуков, почитай, все с младенцами, а тут Лавр… тот еще кобель, чего уж скрывать. У них же в обычае было брать за себя вдову погибшего родича, ибо в одиночку ей детей не поднять, знаешь небось. Вот они и решили, что самый простой и вполне законный способ судьбу свою и своих детей исправить – второй женой Лавра стать. Кто же откажется? Тем более он наследник. И никак не могут привыкнуть, дурищи, что с языческими обычаями покончено. А в придачу к этому до сих пор не разберутся, у которой из них на то больше прав и которая более достойна Лавра осчастливить. Пока тишком друг с другом меряются, но чую я, скоро шум до небес поднимется. – Анна хмыкнула. – Тут вот и задумаешься, за бабами Лавр на выселки мотается или от баб… Здесь-то у него глаза разбегаются, да сил на всех хватит ли? Любая из них охотно родила бы Лавру ребенка, а Корнею внука. Даже и без венчания не постыдились бы… тем более что Татьяна несколько раз не смогла дитя доносить. А сейчас и с этим пока непонятно. Родит, даст бог, Таня здоровенького, – обе женщины перекрестились, – все перемениться может.