Женское оружие

У Анны и в мыслях не было винить в этом сноху, тем более что хозяйкой та была хорошей, матерью – лучше и не придумаешь, как наседка с детьми носилась, а что в большухи не стремилась – так не каждому Богом даны желание и умение властвовать. Да и не до того Татьяне было – болела вечно. То по-женски животом маялась, то после выкидыша голова у нее плыла, в глазах темнело. И тоже ведь – в том не вина ее, а беда: свою немощь она переживала тяжело, чувствовала себя виноватой и перед всеми будто заискивала. Но как-то так получалось, что опять за все их несчастья бабы у колодца жалели младшую сноху – Анна-то не позволяла себе киснуть, да и бабью жалость не принимала: не столько сочувствие в ней было, сколько любопытство, а порой и откровенное злорадство тех, кто раньше лисовиновским бабам завидовал.

Для окружающих она всегда была непреклонна, уверена в себе, ни слезинки не проронила: нельзя было показать детям, как ей страшно и горько. Вот и держалась, хотя порой от усталости на ходу засыпала. Чего ей это стоило, никто не понимал, разве только батюшка Корней. И Лавр. Понял тогда и пожалел, утешил. Ее или себя? Ей-то от него тогда даже и не телесная близость нужна была – порой и не чувствовала ничего от усталости – а только поддержка да душевное тепло.

А Таня и не замечала ничего, даже сделать что-либо не пыталась. Как приняли ее в семью, так она и успокоилась – с прочими ратнинскими бабами орешки щелкала, у колодца языком чесала, словно тут и родилась. Свекровь даже поначалу Анне вторую сноху в пример ставила – покорна, трудолюбива, слова лишнего не скажет, с соседками дружна, хлопотлива… Таких в Ратном в каждом дворе хватало, вот и она довольна, что ничем от новых односельчан не отличается, стремилась быть как все. В том-то и дело, что как все! Но Лисовины-то от прочих отличались! Вот и Лавру особенную надо, такую, чтоб дух захватывало.

Как Лавр на жену смотрел, как возле нее первое время крутился – не мог надышаться да нарадоваться! Анна их любви поначалу завидовала и думала порой: кабы муж на нее хоть разочек ТАК посмотрел – все бы горести вмиг забыла! Потому и батюшка Корней смилостивился, принял Татьяну, хоть страшно вспомнить, как бушевал, когда Лавр с Фролом и Андреем привезли ему такой «подарок» – неделю грозился выгнать. А потом… а что потом было? Да ничего…

Однажды Анна случайно подглядела, как Лавр с Таней на заднем дворе сумерничали, обнявшись, будто были не мужем с женой, а возлюбленными. Как он тогда говорил! Гусиную дорогу отыскал на небе, сказывал, что его душа по той дороге летела к Танюше, как птица на юг, что мечтает только об одном, чтобы и после смерти они с ней там на небе встретились… Анна и представить себе не могла, что муж, воин ТАК говорить может. А Татьяна тогда, помнится, зевнула, шлепнула по лбу, да что-то брякнула, вроде как спать хочется, и комары вот заели. Да еще курица рябая что-то на яйцах долго сидит, надо завтра поглядеть – не болтуны ли… Вот и проморгала свою любовь… и не поняла даже, что она делала не так. Сможет ли через столько лет вернуть потерянное? Бог весть.

Следующее утро началось с истошных воплей Сучка. Ничего особо удивительного в этом не было: старшина плотницкой артели всегда высказывался громко, не выбирая выражений, и на все упреки Анны ответствовал не смущаясь:

– Дык, матушка-боярыня, дело наше такое, плотницкое… оно не токмо топор острый любит, но и слово острое, никак без него.

В этот раз, однако, Сучок хватил через край – ругался прямо под окнами девичьей, причем с кем ругался – непонятно, ибо ответов на его скороговорку не было слышно. Анна как раз отправляла девиц на утренние работы в собачий загон и вместе с Аринкой вышла на крыльцо. Голос Сучка доносился из-за угла, от дверей в плотницкую мастерскую, которая располагалась как раз под помещениями девичьей:

– Да сам я пойду, сам! Да куда ж ты меня волокешь?! Отпусти, ирод!

Оказалось, Андрей безуспешно пытался что-то объяснить Сучку и теперь, потеряв терпение, решительно ухватил лысого закупа за шиворот и волок его в сторону ворот. Увидев появившихся Анну и Арину, Сучок просветлел лицом и буквально взмолился:

– Арина, да скажи хоть ты ему… куда он меня тащит-то?! Ты его понимаешь, растолкуй, Христа ради, чего он от меня хочет?! Навязался на мою голову, молчун окаянный! Задавит ненароком, пока поймешь его!

Услышав, как еле достающий ногами до земли Сучок обратился к Арине, Андрей остановился, оглянулся, не выпуская Сучка, кивнул им с Анной и снова было потащил старшину плотников за собой, но тот взвыл с новой силой:

– Да погоди ты! Ну чего вызверился-то?! Пусть вон хоть твоя баба толмачом побудет, не понимаю же я!

При словах «твоя баба» Андрей то ли вздрогнул, то ли коротко передернул плечами, но задержался и опять обернулся в их сторону.

– Конечно, помогу. – Аринка кивнула, присмотрелась к Андрею и повернулась к Анне: – Я схожу с ними? Так оно и правда быстрее получится.