Женское оружие

На кухне царила суета – холопки под грозным взглядом Плавы заканчивали последние приготовления к обеду. Шутка ли – единовременно накормить такую ораву? Даже на постоялом дворе столько человек разом за стол не садилось. Сама Плава и не взглянула в сторону гостьи, продолжая следить за своими помощницами, и, выслушав ее слова, недовольно поджала губы. Но тут же прикрикнула на засмотревшихся было на Аринку трех молодух, помогавших ей до этого у печи:

– Чего уставились? Матреха, бегом за капустой, она в погребе в корзине лежит. Евдоха, живо на огород, сорви огурец да сюда тащи! Катька! Не толкись тут, отнеси миски с едой боярышне и вон… Арине, куда велено, да не задерживайтесь – сейчас все обедать придут, подавать кто будет?

Холопки, словно очнувшись, метнулись в разные стороны: видно было, что на кухне старшая повариха явно распоряжалась не хуже, чем Анна в остальной крепости, и помощницы перед ней трепетали.

– Простыня, ты чего тут отираешься? – неожиданно устало и совсем не так сурово, как перед тем холопкам, проговорила вдруг Плава, глядя куда-то за спину Аринке. Та непроизвольно обернулась и вздрогнула. Не от испуга – от того, что увидела. В кухонных дверях, полностью заслоняя их, стоял муж. Высокий, широкоплечий, даже как будто и красивый, но… такое детское неосмысленное было у него лицо, что Аринке даже не понадобилось смотреть в голубые широко распахнутые глаза, чтобы понять – муж-то он только с виду, а по разуму – сущий младенец…

«Господи! Говорили же братья-то: Простыня – это же ее муж! Вот уж несчастье…»

А Простыня все стоял, по-детски улыбаясь чему-то, и переводил бессмысленные до жути, хотя и совершенно не злые, а скорее беззащитные глаза с Аринки на Плаву и никак не уходил, загораживая собой дверной проем. Впрочем, Плава тут же шагнула к нему мимо Аринки и добавила в голос суровости:

– Ты чего в дверях встал, я спрашиваю? Рано еще обедать, погоди. Иди вон лучше воды колодезной принеси, горюшко мое.

Простыня в ответ что-то гугукнул, просветлел лицом, закивал, будто наконец понял, чего ему не хватает для счастья, с готовностью подхватил стоящие у порога ведра и затопал прочь.

– Видала? Муж мой… – глядя ему в след, неожиданно сказала Плава бесцветным и совершенно безжизненным голосом. Аринка даже на миг растерялась, не сразу поняв, что это самое «видала» предназначено именно ей – ведь до этого Плава на нее и не взглянула ни разу.

– Давно он… такой? – спросила она осторожно, чтобы хоть как-то ответить на вопрос.

– С детства, – отрезала повариха так, что стало ясно – больше лучше не спрашивать. Впрочем, у Аринки и желания не было. Зато сама Плава неожиданно заговорила, повернувшись наконец лицом к собеседнице и впервые взглянув ей в глаза, да так, что Аринка аж опешила – настолько истовым и почти злым был этот взгляд.

– Что, испугалась? – словно уличив ее в чем-то неблаговидном, с напором спросила Плава и, не дожидаясь ответа, зло усмехнулась. – Испугалась! Я же видела… Вот, выдали меня за такого! Не сама же… Он-то у меня хоть беззлобный совсем, как дитя. Не то что руку поднять – сам у меня защиты просит порой. И то тебя жуть берет – ведь телок телком, и мыслей-то, как у цыплака в голове, а тебя заметил! И смотрел… во-о-он как смотрел! Уж что-что, а тут сообразил. А ты что делаешь? – вдруг резко, словно обвиняя, бросила она Аринке в лицо. – Что творишь-то? Понимаешь?

– Я?! – все еще ничего не понимая, изумилась Аринка. – Неужто я тебя чем-то обидела?

– Да меня уже ничем не обидишь, вот с собой ты что делаешь? – Плава поджала губы и сокрушенно покачала головой. – Нашла с кем играть! Чего добиваешься? Думаешь, ОН лучше? И тот, и другой – скоты бессмысленные. Только мой – телок, а этот – волчара, вот в чем разница. Если волка с рук кормить, он тебе и оттяпает их рано или поздно. Ты хоть понимаешь, с кем связалась? Зверь он лютый и кличут его Лютом. Не слыхала еще? Говорили у нас в Куньем, что Корнею демон служит, так он это и есть. Сколько народу положил!.. Даже умирают от его взгляда, слыхала? И сила в нем нечеловеческая. Думаешь, просто так? Недаром от него свои же ратнинские бабы шарахаются и в глаза смотреть боятся. Демон он! – выдохнула Плава. – Думаешь, приручила урода и вертеть им будешь, как хочешь? Не позволят тебе того! Он-то, даром что зверь, а тут тоже сразу сообразил – в ЭТОМ они все разбираются. И на тебя-то как смотрит… А зверя не остановишь и не уговоришь, он свое возьмет. Уж поверь мне, я-то знаю, что говорю, со своим счастьем пятнадцать лет маюсь!