Женское освободительное движение в России. Феминизм, нигилизм и большевизм. 1860-1930

Массовой коллективизации в Советской России предшествовал такой интересный феномен как «женские коммуны», созданию которых способствовало большое количество женщин, оставшихся одинокими из-за войн 1914–1920 гг. Например, есть свидетельства о существовании в 1919 г. такой коммуны в Харьковской области. Вдовы, незамужние девушки и другие крестьянки, оставшиеся по разным причинам одинокими, жили вместе и сообща ухаживали за детьми, готовили еду и стирали. К подобного рода объединениям относились Свободная трудовая артель и Товарищество одиноких вдов имени Розы Люксембург; в конце 1920-х гг. наиболее известной была Женская коммуна Артюхиной, созданная в 1929 г. женщиной-работницей в Сальской степи и состоящая из поденщиц. Одно из последних подобных предприятий, с общей кухней, пекарней и прачечной, объединившее 424 женщины и 254 мужчины как семейных, так и одиноких, существовало в 1931–1932 гг. Но огромное большинство российских крестьянок сохраняло враждебное отношение к коммуне как к форме социальной и производственной организации. В их представлении она ассоциировалась с чуждой цивилизацией, где присутствовали атеизм, многоженство или отрицание брака, групповой секс на огромных кроватях, конфискация детей и сатанинская атмосфера разврата. Таким образом, коммуна как социальный институт, на который возлагали надежды не одно поколение социалистов от Чернышевского до Коллонтай, как на средство полной эмансипации женщин, не смогла прижиться в российской деревне[836].

Коллективизация не испытывала недостатка в женских кадрах. Полмиллиона подготовленных женотделами уполномоченных, женщины-председатели сельсоветов, около 5000 женщин, работавших заместителями начальника политотделов МТС, женсектор агитмассотделовских женских бригад ударниц, включая женщин-участниц движения пятисот, получавших по пятьсот центнеров сахарной свеклы с гектара, и, наконец, женщины-трактористки, чей прототип Паша Ангелина символизировала союз отсталого человечества с самодвижущимся металлом — все они принимали в ней активное участие в стремительном и тщательно организованном движении к экономической модернизации[837]. Как крестьянки воспринимали коллективизацию? Если не считать миллионов тех, кто вместе с мужьями и детьми был раскулачен во время насильственной коллективизации или умер от голода, который был непременным ее спутником, русские женщины в целом, кажется, без особой враждебности приняли новый порядок. Деревенские женщины теперь по закону получили равные права на имущество и свободу распоряжаться своим заработком. Эти изменения в законодательстве наряду с льготами матерям предоставили крестьянке до некоторой степени экономическую независимость, не прибегая при этом к ненавистным коммунам, которые, как она боялась, могли лишить ее семьи, огорода и добродетели. Но в целом о крестьянке заботились мало, перегружая ее непосильным трудом, а та роль, которая когда-то предназначалась ей в общественной жизни, постепенно поблекла, хотя и не была совсем забыта[838].

После того как во время коллективизации крестьянки получили право на самостоятельный заработок, полное равноправие перед лицом закона, систему социального обеспечения и возможность получения профессионального образования, мало что изменилось в их статусе. В середине 1960-х гг. 83 % сельских женщин занимались низкоквалифицированным трудом в полях и на фермах, выполняя при этом всю домашнюю работу. Занятия лишь немногих из них были связаны с техникой. После Второй мировой войны легендарная трактористка Паша Ангелина перестала символизировать женский труд в деревне. В деревне нет такой специализации труда как в городе, и здесь по-прежнему доминирует мужская точка зрения, что именно мужчины должны занимать наиболее ответственные посты. Это особенно заметно в колхозной администрации. В 1961 г. газета «Известия» отмечала, что, «как оказалось, мужчины управляют, а женщины работают»[839].