Когда наконец-то удалось остаться одним, подруги уже все извелись. Людмила – от желания выплеснуть хотя бы часть распирающих ее эмоций и от жалости к себе, несчастной; Ирина и Татьяна – от желания узнать, что же привело в такое взбудораженное состояние их уравновешенную подругу, и, естественно, от сострадания к ней.
На этот раз место для откровенничанья выбрали подальше от посторонних, пусть даже и сочувственных ушей. Устроились на бревне за сараем и говорили еле слышным голосом, зная, как хорошо разносятся звуки в тихом вечернем деревенском воздухе.
– Меня сейчас просто разорвет на части от негодования, – сообщила Людмила подругам то, что и так было очевидно, и выпалила свистящим шепотом: – Этот мерзавец пригласил меня в субботу на свадьбу Викули – так он ее ласково называет. Ну, как вам это нравится? Сказал, что ему оказали честь, предложив участвовать в церемонии бракосочетания в качестве посаженого отца…
– А эта Викуля сирота? – перебила ее Татьяна не без оттенка жалости в голосе.
– Не совсем. Мать вроде есть, а папаша не то бросил их, когда она еще в детский садик ходила, не то погиб…
– Ага, во льдах Ледовитого океана на подводной лодке, испытывая новую модель парашюта, – съехидничала Ирина. – Слышали, слышали, и не раз.
– Да черт с ним, с Викулиным папашей, мой-то до какой степени обнаглел! – Людмила втянула воздух сквозь стиснутые зубы и затрясла головой. – Он посаженый отец, а я тогда кто? Одураченная жена, которая мило раскланивается и любезничает с его любовницей, пока за ее спиной шушукаются и ухмыляются доброжелатели, так, что ли?
– Действительно, это уже слишком, – согласилась с ней Ирина и спросила: – Что же ты решила?
– Отключила мобильник и рванула сюда, ничего ему не говоря. Пусть выкручивается как знает. А как только немного приду в себя, подам на развод. Можно увлечься, можно закрутить роман на стороне, но нельзя выставлять в дурацком свете человека, с которым прожил больше двадцати лет! Не осталось любви, так существует же уважение – я как-никак мать его дочери и бабушка его внуков!
Ее собеседницы не нашли что на это возразить. Решение Людмилы выглядело логичным, и не им было оспаривать его правомерность. Оставалось только посочувствовать несчастной подруге. Что они и делали – долго и самозабвенно, причем каждая мысленно поклялась с завтрашнего утра как можно тактичнее и деликатнее отвлекать бедную Людку от свалившегося на нее несчастья, принявшего в последнее время совсем уж неприглядный вид…
Однако, как известно, человек предполагает, а Бог располагает. Не успели подруги к полудню следующего дня совместными усилиями вернуть слабое подобие улыбки на лицо Людмилы, как где-то в половине первого перед домом затормозило такси и из него вылез Володька в сером костюме, при галстуке и с обеспокоенным выражением лица. В руках, как новорожденного младенца, он держал роскошный бело-розовый букет, на его локте болтался небольшой подарочный пакет.
Кого-кого, а его подруги меньше всего ожидали тут увидеть и, как по команде, сделали каменные лица. Зато непосвященные в суть происходящего в семействе Кругловых старушки кинулись Володьке навстречу, буквально светясь от счастья. Здесь испокон веков были рады любому гостю. Ну, за некоторым исключением, пожалуй…
Пока Володька давал объяснения по поводу своего парадного внешнего вида и букета, пока отбивался от настойчивых приглашений выпить чаю, Людмила с демонстративным видом удалилась в беседку. Приятельницы заняли позицию неподалеку, чтобы в нужный момент прийти на выручку.
– Люд, ты соображаешь, что творишь? – спросил Владимир, наконец добравшись до вожделенной беседки и жены. – Я же чуть с ума не сошел, разыскивая тебя. Хорошо хоть твоя заместительница сегодня утром вспомнила, что ты вроде бы сюда рванула…
«И как это я проговорилась? – сокрушенно подумала Людмила. – Пусть бы подольше помаялся, кобель проклятый!»
– Я сразу понял: что-то случилось у твоей подруги, причем настолько серьезное, что ты напрочь забыла про сегодняшнюю свадьбу. Но, судя по старушкам, все обошлось. Я прав?
Людмила отделалась кивком. И ее муж облегченно перевел дыхание:
– Слава богу. А по поводу Викулиной свадьбы ты не волнуйся, я обо всем позаботился…
«Какая пакость – эта его откровенность! Он твердо уверен, что мне ничего не известно, и думает лишь о благе этой версты коломенской!» – подумала Людмила. Дальше таить в душе обиду не оставалось сил, и она сдержанно-высокомерно произнесла:
– Я необыкновенно рада, что у твоей, – Людмила интонационно выделила последнее слово, – Викули такой заботливый папочка… – Людмила выдержала паузу и спросила, взглянув на мужа в упор: – Или, лучше сказать, хахаль?
– Ты что несешь, Людка? – Володька вытаращился на нее, как раввин на некошерную пищу. – Какой хахаль? Чей хахаль?
Она поднялась с видом королевы, слово которой не может быть подвергнуто сомнению. Даже при своем небольшом росте в этот момент Людмила выглядела весьма впечатляюще.
– Мне все известно, и я не намерена дольше терпеть! – заявила она.