Женское время, или Война полов

В ее тощем вещмешке не было никакой теплой одежды, даже сапог. Ведь ее арестовали летом. А теперь стоял февраль. Февраль 84-го. Зечка-санитарка помогла Заре надеть платье, а поверх него – серую лагерную телогрейку со споротым номером. Начальник по режиму вручил ей документы – справку об освобождении по инвалидности и четырнадцать рублей двадцать семь копеек – заработок за два с половиной года работы в лагере. На основании указа об амнистии ей разрешалось жить везде, за исключением крупных городов и Крыма. В кирзовых лагерных ботинках и ватной шапке-ушанке, Зара, опираясь на санитарку, вышла из больницы, гадая, как же она доберется до железнодорожной станции, которая в двадцати километрах от лагеря. Но оказалось, что во дворе ее ждут украинки-католички, освобожденные с ней по амнистии. Они приняли ее у санитарки и, поддерживая с двух сторон, повели к лагерным воротам. Зара оглядела своих попутчиц.

– А где Ангелина?

– Ты не знаешь? Она повесилась…

– Что?! – Зара даже остановилась от изумления.

– Пошли, пошли! Потом…

– Как только тебя забрали в ШИЗО, Стерва стала ее изводить. Не позволяла сидеть, молиться, раздевала догола и обыскивала каждый день… Короче, неделю назад Ангелина повесилась в туалете.

Зара оглянулась. Возможно, если бы майор Ткач была в это время во дворе, она испепелила бы ее взглядом. Но лагерный двор был пуст, только заснеженные бараки, Доска почета, портрет Андропова в траурной рамке да короста старых сугробов, просевших от неожиданной оттепели. И возле помойки – три «счастливицы»-художницы, которым за удачное оформление «красного уголка» (и квартир офицеров лагерной охраны) Крюков разрешил подкармливаться картофельными очистками с кухни.

Пройдя в проходной проверку документов, группа освобожденных женщин миновала плакат «НА СВОБОДУ С ЧИСТОЙ СОВЕСТЬЮ!» и оказалась на «улице» – на раскисшей от оттепели колее в непролазной мордовской грязи. Ворота лагеря закрылись, солдаты клацнули изнутри засовами.

– А як же ж мы по такой грязюке?.. – растерялись украинки.

– А з Божьей помощью! – сказал сзади солдат. – Вин як казав? По грязи, як по суху!

Остальные солдаты заржали, но тут откуда-то издали, метров из-за трехсот от ворот, вдруг послышался шум заведенного мотора, и к освобожденным женщинам, разбрызгивая грязь, подъехала полуторка с дощатым кузовом. Из ее кабины высунулся высокий чернявый парень:

– Бешметова с вами?

– С нами. Есть такая… – ответили католички.

– Где? Покажите!

– Ну, я Бешметова, – негромко сказала Зара, ожидая нового гэбэшного подвоха.

Парень соскочил с подножки и, хлюпая чистенькими сапогами по снего-грязи, подбежал к ней, снял огромную кепку-восьмиклинку.

– Зара-ханум! Слава Аллаху! С освобождением! Разрешите? – И вдруг подхватил ее, как ребенка, на руки и понес к машине.

– Подождите! В чем дело? Поставьте меня!

– Ни за что! – засмеялся он. – Мне совет аксакалов приказал – на руках отвезти прямо в Крым, в санаторий! Уже путевку купили, билеты, документы! Все есть! Сейчас на поезд, и прямо… – И он бережно, как хрустальную вазу, опустил ее на кошму, которой было застелено сиденье в кабине полуторки. – Ноги укройте. Удобно вам? – И приказал шоферу: – Медленно поедешь! Упаси Бог, не тряси! Понял? Знаешь, кого везешь? Татарскую Жанну д’Арк!

– Остановись, балаболка! – сказала Зара. – Женщин возьми.

– А как же! Раз они вас живой мне вывели. Лезьте, гражданки, в кузов.