Читаем Женского рода полностью

— Чем же занимается твой Андрей? — полюбопытство­вала как-то соседка Люба.

— Он галерейщик!

— А-а, — с пониманием потянула Люба, — бизнесмен, значит.


Галерейщиком Андрей стал почти случайно: учился на художника, дружил с художниками, занимался графикой и ничего не понимал в бизнесе. Потом самый талантли­вый из его знакомых бросил писать картины и занялся более прибыльным делом, другой по той же причине пе­рестал работать серьезно, а начал халтурить по заказам новых русских; а двое, «которым повезло», уехали рабо­тать за границу со словами: «В России любят только мер­твых!» И однажды кто-то дружески хлопнул Андрея по плечу и сказал: «Давай! Если не ты, то кто же!» Тогда в Питере появилась маленькая галерея с большими перс­пективами, и нескольким хорошим художникам снова за­хотелось работать. А потом появилась Москва и необхо­димость деловой дружбы с ее предприимчивыми обита­телями.

И здесь возник тот самый узелок, в котором то ли свя­зались, то ли запутались две параллельные нити: Андрею пришлось общаться с вездесущей Стеллой, а значит, Али­се предопределено было пройти где-то совсем недалеко от Кирш…

— Стелла? Везде своя в доску, по-модному с девочка­ми живет, у Долинской — вроде правой руки или наперс­ницы, отрекомендовали ее приятели Андрея, познако­мив их на какой-то вечеринке. Долинская была известная московская галерейщица, как коллекционер русской жи­вописи и уже поэтому была нужна и полезна Андрею.

Стелла была полезна Андрею также и потому, что была на «ты» со столичной богемой. На «вы» она обращалась разве что к Галине Долинской — светской львице, имею­щей, подобно контрабандному чемодану, настоящее двой­ное дно. Стелла любила кокаин, а кока был частью бизне­са Долинской, правда незначительной. Оплату Галина принимала не только деньгами, но и сплетнями, а также «мелкими услугами».

Как бы то ни было, Стелла, желавшая через Андрея подружиться и с питерскими «модными людьми», реко­мендовала его Долинской.

Когда в девять утра Андрей позвонил Стелле, слабо надеясь, что она не спит и мобильный не ответит: «Або­нент временно недоступен», та уже сидела на кожаном диване в полумраке антикварной гостиной Долинской и дрожащей рукой крутила на блюдце кофейную чашечку. Услышав в сумочке трель телефона, Стелла вздрогнула и чуть не расплескала кофе на белоснежный пуловер. До­линская смерила ее строгим взглядом и, не выпуская из подагрических пальцев с дорогим маникюром тонкую си­гару, прошипела:

— Не психуй.

— Галиночка, понимаете…

Долинская резко оборвала Стеллу;

— Ответь, звонит же.

Стелла стала копаться в сумочке, а Долинская наблю­дала за ней из своего кресла. У Галины была очень корот­кая, принципиально седая стрижка с щипаной молодеж­ной челочкой; мочки ушей оттягивали антикварные серь­ги, а поверх домашнего брючного костюма на одно плечо и колено была наброшена красная шаль.

Никто точно не знал возраста Долинской, на вид ей можно было дать чуть больше пятидесяти, но, возможно, она выглядела старше своего возраста, хотя могла себе позволить выглядеть моложе. У Долинской не было семьи, но был Левушка — молодой любовник и телохранитель. И внешностью, и интеллектом он напоминал Терминато­ра: тонкости жизни его не волновали. В сердце и в доме Галины Левушка занимал столько же места, сколько и ее пятнистый дог Шаман; кроме того, они потребляли оди­наковое количество хорошего мяса.

— Алло? Уфф, Андрей! — Стелла облегченно вздох­нула и подняла глаза на Галину, Та, пожевывая сигару, прищурилась. — Конечно… Чудесно… Галина Яковлевна в курсе. До встречи, жду, целую!

Стелла убрала телефон и, отпив кофе, покосилась на собачью голову, появившуюся в дверном проеме; через се­кунду над ней возникла еще одна такая же большая голо­ва — женская, украшенная пышно взбитой прической в Духе Ренессанса. На что уж у Стеллы был цепкий глаз, а никак не могла понять: натуральные это волосы или па­рик. Наверное, все же парик, решила она сейчас, особенно если судить по такой же манерной, как прическа, в духе куртуазного века родинке над верхней губой. Поймав себя на том, что неприлично уставилась на эту неестественно большую родинку, Стелла опустила глаза. Между тем го­стья, изображающая даму из галантного прошлого, цар­ственно кивнув Стелле в знак приветствия, перевела взгляд на Галину,

— В сейф? — спросила она, вскидывая вверх два паль­ца, между которыми был зажат конверт.

Долинская в знак согласия неспешно опустила и так же неспешно подняла голову, и обладательница родинки исчезла, У Стеллы неприятно повело плечи, ее передерну­ло; она и раньше пренебрежительно относилась к этой «особе для мелких поручений» при Долинской, но только теперь вдруг подумала, что точно так же можно сказать и о ней. Собственно, кто она есть, как не прислуга для пору­чений барыни, девушка на побегушках… Вернувшись к дей­ствительности, она проследила за взглядом Галины, устрем­ленным на ее сумку, куда только что был убран телефон.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее