Женского рода

Она сидит за столиком, вытянув ноги на танцпол — ботинки на мои похожи. Ее обнимает девушка в белой ру­башке. Зачем она так смотрит? Ладно, эта «цыганочка с выходом» — для нее… Сняла очки — глаза красивые… Другая музыка, вышли несколько человек, в том числе и она, и та, что с ней. Ноги длинные, шея длинная, краси­вая. По-мужски ритмична, по-женски утонченна… Воло­сы короткие, темные, двигается как хорошо танцующий парень: ловко и легко, только без улыбки, телом — рас­слабленна, лицо напряжено. Та, что с ней, соблазняет, об­нимает, обвивает, а она — будто не здесь, взгляд отстра­ненный… Поднимает глаза — скользнула улыбка: легкая, чуть виноватая…

Какая-то шоу-программа, кто-то пост, я вытянула ноги на танцпол, кто-то рядом разговаривает со мной, улыба­юсь кому-то, улыбаюсь певцу на сцене. Как магнит — по­ворачиваю голову на нес, вроде бы вскользь смотрю из-под козырька и выключаюсь на минуту — я же смотрю, пытаясь не выдать интерес, а она, обнимаемая той, что в белом, тоже смотрит… Стоп.

Кто-то, кто говорил рядом со мной, встал и ушел, точ­нее, ушла. Она достала из сумки что-то, на чем стала пи­сать, поднимая на меня глаза. Мне? Да нет. Певец поет — я хлопаю. Больше никто на него не смотрит, и он от без­выходности пост в мою сторону. Еще бы, здесь никого не тронешь странными текстами про армию (он вообще по­нимает, куда пришел?!). Он здесь, потому что четверг, и я здесь случайно. Вот по субботам— стриптиз, бои, шоу трансвеститов… Л тут он — в белой рубашке и джинсах со стрелочками,

— Можно познакомиться?

Вот! Это же она подсела. Протянула визитку: домаш­ний — Кира (Kirsh), мобильный. «Будет желание — позво­ни. Буду ждать!».

Киваю, называюсь, даю свой телефон.

— Спасибо. — Встает и возвращается к своему сто­лику.

Певец уходит, танцы. Подойдет? Будто и нет меня. Я танцую, она танцует, и та, что с ней, и другие… Не подни­мает глаз. Понимаю: этот вечер закончен. Прощаюсь с какими-то новыми знакомыми (их клички — как здесь го­ворят: ники запомнить невозможно), одалживаю кому-то деньги, понимая, что с концами, ухожу.

Пятница — не звонит, не звоню.

Суббота. Народу, конечно, много. Туалет, она смеется чуть с хрипотцой и стучит в кому-то в дверь: «Не работа­ет, табличка здесь, клуша!» Низкий красивый голос с маль­чишеским надрывом.

— Ты же Кирш? — Я улыбаюсь.

— Да, а ты откуда знаешь? — Смотрит внимательнее, узнает, говорит тише, мягче: Прости, что не сразу узна­ла: пьяная! Я тебя найду.,.

Танцпол. Вот они, вот я. Она, рядом с ней девушка в белой рубашке. Кто-то рядом с нами: коренастая блондин­ка с приятным умным лицом.

— Можно тебя пригласить?

Танцуем с блондинкой. Она у барной стойки, кажется, ей уже плохо от выпитого.

— Это твои друзья? — Партнерша по танцу кивает на Кирш и девушку в белом.

— А? Да, друзья,

— Ты часто сюда ходишь? Я — первый раз. Обычно в «Диану».

— Каждую субботу.

— Ого! А по-моему, тут гадюшник. И интерьер ника­кой…

— Ну… тут же в другие дни боксерский клуб, да и танц­пол вообще-то ринг… Нейтрально, хорошо.

— …И публика — люмпен. Да и малолеток много бес­толковых. Ты к военным как относишься?

— Что?

— Я офицер.

— Не люблю военных, «усатых здоровенных»,..

— У меня, к счастью, усов нет. Слушай, а девушка, с которой я пришла, кажется, ревнует,

— Твоя девушка? Так иди к ней,

— Это не «моя девушка», я ее третий раз вижу.

Подходит клава-Кармеи с длинными черными волоса­ми, в прозрачной красной блузке, истерично утягивает под­ругу на разговор. Легко уступаю,,. Она у стойки, пьет, раз­говаривает с кем-то… Опять подходит офицерша, но ее опережает моя старая знакомая Марина, мы бол таем о чем-то, подходит другая, танцуем по-пионерски, дружески, нежно, но без чувств. Офицерша недовольно смотрит из» за плеча Кармен, та почему-то машет мне кулаком за ее спиной. Пьяная, наверно. «Сурганова пятнадцатого будет, пойдешь?»— «Не знаю». Танец окончен. «Спасибо».— «Привет Люсе». Знакомая исчезает, а Она снова рядом. И мы танцуем. Ничего не помню, кроме Ее пальцев: длин­ных, красивых: взяла мою руку, сжала в своей ладони; до этого, кажется, я ближе свела руки вокруг ее шеи. Она в ответ чуть теснее прижала меня. Никакой фамильярнос­ти. Потом передразнили друг друга реверансами. Улыбка детская, нежная.

Кто-то подошел, о чем-то говорили… Вокруг Нее у стой­ки — всегда народ, и та, что в белом, обвивает Ее руками. Кто-то со мной разговаривает. Интересно, что я отвечаю?

Она, чуть пошатываясь, отходит от стойки, закидыва­ет на плечо сумку и в два шага оказывается рядом, быстро целует около губ и уходит…»

Рэй протянула листки Кирш:

— Слушай, а она тебя любила, наверное.

Кирш прикусила косточку указательного пальца, а по­том стала дышать на кулак, стараясь не заплакать.

— Фигня!

4

Он не помнил, как познакомился с Ольгой, помнил только, что женился, потому что она забеременела. Не помнил, какая у нее была прическа тогда, восемнадцать лет назад, и даже в прошлом году…

В груди у Дениса защемило: окно резко распахнулось, а ворвавшийся в дом воздух опрокинул стоявший на по­доконнике горшок с лимонной геранью.