И обеим казалось, что, если человек отвернулся, значит, он просто решил по каким-то причинам скрыть или подавить свою любовь. Так кажется многим избалованным вниманием людям, но, если они вдруг начинают сомневаться в себе, значит, скорее всего, пришел и их черед отразить чей-то свет…
Теперь, вновь подъезжая к Москве, Алиса раздумывала, все ли обязательно должны любить ее и не напрасно ли она внушила себе, что тогда, танцуя, Кирш без слов призналась ей в любви…
Кирш же, бродя по Ленинградскому вокзалу, думала, что свита ей вовсе не нужна и что всего одна особенная девушка — это именно то, что должно быть на месте множества обычных.
И Алиса понимала, что ее самолюбие висит на волоске, и Кирш осознавала, что становится более уязвимой. Любовь защищает только от внешних дрязг, а внутри этой странной системы на двоих человек становится совершенно незащищенным, будто кто-то стянул с него кожу и поставил посреди степи: и легкий ветерок покажется ураганом, и мимолетный равнодушный взгляд может свалить с ног…
Кирш принимала это как данность и с интересом прислушивалась к своим страхам. Алиса встречала эту новь настороженно: ей казалось, что, когда в этой степи стоят мужчина и женщина, один имеет право на жесткость, другая — на капризы и дурные настроения; но две женщины имеют право на все: безжалостную жесткость и двойной каприз. Русская рулетка – страшно и притягательно.
…Кирш стояла на перроне, скрестив руки на груди и выставив вперед ногу в красном ботинке, — Алиса про себя улыбнулась. Они встретились взглядами.
— Чего? — настороженно, но с вызовом спросила Кирш, сузив глаза и пытаясь понять, не над ней ли смеется Алиса.
— Давай сумку.
Она закинула Алисину сумку на плечо и пошла по направлению к выходу с таким невозмутимым видом, будто встречала ее на вокзале каждый день и это мероприятие ей порядком поднадоело, как и сама Алиса.
Алиса послушно шла сзади. Кирш тащила сумку, а Алиса сжимала под мышкой красную папку.
— Ты что, кирпичей набрала?! — Кирш оглянулась на нее и наконец впервые улыбнулась, собрав в уголках рта забавные лучики.
Алиса уехала, оставив в недоумении Андрея и поссорившись с Анной Михайловной. Тяжелый осадок на сердце утаптывался только красными ботинками, шагающими рядом.
— Что это мы несем? — Кирш кивнула на папку,
— Одна женщина попросила завезти, я тебя потом с ней познакомлю.
Кирш пожала плечами, показывая, что ее совсем не обязательно с кем-то знакомить.
Им надо было на Большую Никитскую, и Алиса тихо спросила:
— А это ничего, что мы вот так запросто идем по центру Москвы? Ты же скрываешься, у тебя же проблемы?..
Кирш отмахнулась и насупилась.
Охранник спросил документы; девушки переглянулись, и Кирш сказала, что подождет на улице. Но мужчина в форме, одиноко сидящий под высоким потолком с барельефами, зевнул и добавил:
— Можно по одному.
Алиса поспешила протянуть свой паспорт, и они с Кирш прошли во двор института.
Попав в этот двор-колодец, Алиса замерла на месте, а Кирш, сунув руки в карманы, присвистнула. Это было слишком нереально: глухие серые стены в сухих зарослях дикого винограда, а посреди, в снегу, — фонтан-дракон, к которому с разных сторон шли два черных металлических человечка — бородатые старцы с посохами.
Следом за Алисой и Кирш из двери выбежал в одном свитере какой-то мужчина и поспешил через дворик к другой двери, но Алиса окликнула его:
— Простите, что это за человечки?
Мужчина остановился и ответил обстоятельно, как это обычно делает человек, привыкший больше общаться с книжками, чем с людьми. Выяснилось, что, вероятно, старцы были привезены старым хозяином особняка из какой-нибудь страны, скорее всего из Китая, что раньше здесь было немецкое посольство («Вряд ли это они поставили не их эстетика!» — хмыкнул мужчина), а еще раньше здесь жил граф, со времен которого фигурки, наверное, и стоят.
— Они вообще-то бронзовые, это их так уж краскойзамазали, для сохранности, наверно, их и перекапывали уже: чинили одного. Новый русский какой-
тохотел их себе на дачу, денег много давал, чтобы помогли их вывезти, не афишируя, никто возиться не захотел; так и стоят. Скоро институт в другое место перенесут, а это здание вместе с ними вот. — Мужчина кивнул на черных человечков. — Кто-то, кажется, в частное владение выкупает.— Спасибо…
— Не за что.
Мужчина скрылся за скрипучей дверью, а Алиса обернулась к Кирш:
— Здорово, да? Завораживает.
Кирш пожала плечами.
— Человечки как человечки… Просто странный такой дворик.
— Весь вопрос в том, куда они смотрят. — Алиса обошла фигурки.
Со стороны казалось, что оба старца смотрят на фонтан; один — чуть склонившись перед ним и опершись на посох, другой — встав на одно колено и придерживая посох рукой. Но если присмотреться, оказывалось, что один из старцев смотрит чуть в сторону: не на фонтан, а на второго человечка. Алисе показалось, что и тот, обратисьлицом к фонтану, косится на своего старого приятеля, но это было не очевидно. Загадав про себя ответ Кирш, Алиса сжала кулаки и спросила:
— Куда они смотрят?