Жены и дочери

После подобных слов мистер Эштон жалобно вглядывался в лицо мистера Гибсона, словно спрашивал, скрыт ли в них сарказм. В общем, они продолжили разговор в самой дружеской манере, но помимо дружеского общения, обычного для большинства мужчин, они находили очень мало удовольствия в компании друг друга. Возможно, единственный человек, к которому мистер Гибсон относился очень сердечно — по крайней мере, пока по соседству не поселился лорд Холлингфорд — был некий сквайр Хэмли. Он и его предки именовались сквайрами давно, с тех пор, как возникла традиция награждения этим титулом. В графстве жили и более крупные землевладельцы, поскольку поместье сквайра Хэмли было не больше восьмисот акров. Но его семья владела землей задолго до того, как люди услышали о графах Камнор, и до того, как Хели-Харрисоны купили Колдстоун парк. Никто в Холлингфорде не помнил того времени, когда бы семья Хэмли не жила в Хэмли. «Со времени Гептархии»[4] — заметил викарий. «Нет», — возразила мисс Браунинг, — «я слышала, что Хэмли из Хэмли жили до римлян». Викарий уже был готов вежливо согласиться, когда миссис Гудинаф выступила с еще более поразительным утверждением. «Я всегда знала», — неторопливо сказала она с авторитетностью старейшей жительницы, — «что Хэмли из Хэмли жили еще до язычества». Мистер Эштон смог только кивнуть и сказать: «Возможно, очень возможно, сударыня». Но он произнес эти слова в такой вежливой манере, что миссис Гудинаф гордо посмотрела на окружающих, как бы желая сказать: «Церковь подтверждает мои слова. Кто осмелится с ней спорить?» Во всяком случае, Хэмли происходили из очень старинного рода. Многие века они не увеличивали свое поместье, они сохраняли свои владения, и даже если им пришлось трудно, они не продали ни руда[5] земли за последние сто лет. Но Хэмли были не из породы предприимчивых людей. Они никогда не торговали и не спекулировали, и не пробовали никаких аграрных улучшений. У них не было ни капитала в банке, ни ― что больше подходило их характеру, ― запаса золота в чулке. Их образ жизни был прост и больше похож на образ жизни крестьян, чем помещиков. Более того, сквайр Хэмли, продолжая старомодные обычаи и традиции своих предков, помещиков восемнадцатого столетия, жил скорее как йомен[6], чем как помещик нынешней эпохи. В этом скромном консерватизме было достоинство, которое помогло ему снискать безмерное уважение и богатых, и бедных, он был желанным гостем в любом доме графства. Но он был совершенно безразличен к обаянию общества и, возможно, благодаря этому сквайр Роджер Хэмли, который в настоящее время проживал и правил в Хэмли, не получил достойного образования, как должно. Его отец, сквайр Стивен, провалился на экзаменах в Оксфорде и упрямо отказывался вновь экзаменоваться. «Нет, больше ни за что!» — он поклялся великой клятвой, как делали в те времена, что никто из его будущих детей не переступит порога университета. У него родился только один ребенок, нынешний сквайр, и его воспитали согласно велению отца. Юного наследника отправили в заурядную провинциальную школу, где он повидал многое из того, что ненавидел, а затем избавился от этого, став наследником поместья. Такое воспитание не причинило ему ожидаемого вреда. Он был не вполне образован и во многом несведущ, но знал о своем недостатке и сожалел о нем. Сквайр неловко чувствовал себя в обществе, и поэтому, насколько возможно, избегал его. Он был упрям, вспыльчив и деспотичен со своими близкими. С другой стороны, сквайр был великодушным, преданным и верным и обладал истинным благородством. В нем было столько природной прозорливости, что его всегда стоило послушать, хотя он был склонен допускать совершенно неверные предположения, которые считал бесспорными, словно они были математически доказаны, но никто не мог выказать больше природного остроумия и здравого смысла, чтобы доказать свои суждения.