Жены и дочери

- Что Молли и мистер Престон встречались, словно служанка с садовником: встречались в неподходящее время и безлюдных местах, она падала в обморок ему на руки, они выходили поздно вечером вместе, писали друг другу, незаметно передавая письма из рук в руки. Вот то, о чем я говорила, сестра, однажды я почти увидела, как это происходило. Я увидела своими собственными глазами, как она бежит через улицу к лавке Гринстеда, где находился он, поскольку мы только что вышли оттуда; с письмом в руке, которого у нее не оказалось, когда она вернулась запыхавшаяся и покрасневшая. Но в то время я ничего такого не думала, но теперь весь город говорит об этом, ужасный стыд, и говорят, что они должны пожениться, — мисс Фиби снова разрыдалась, но внезапно вздрогнула от хорошей оплеухи. Мисс Браунинг стояла над ней, почти дрожа от гнева.

- Фиби, если я когда-либо снова услышу от тебя подобные вещи, я выгоню тебя из дома в ту же минуту.

- Я только передала то, что говорила миссис Дауэс, и ты спросила меня, что именно, — ответила мисс Фиби кротко и смиренно. — Дороти, тебе не следовало этого делать.

- Неважно, следовало или не следовало. Сейчас дело не в этом. Что я должна решить, так это как остановить все эти лживые слухи.

- Но, Дороти, они вовсе не лживые… если ты называешь их так. Боюсь, некоторые слухи правдивы, хотя когда миссис Дауэс пересказала мне их, я придерживалась мнения, что это все ложь.

- Если я пойду к миссис Дауэс, и она повторит их мне, боюсь, я влеплю ей пощечину или оплеуху, поскольку не смогу вынести, чтобы о дочери бедной Мэри говорили так, словно их взбудоражила новость о двухголовом поросенке Джеймса Хоррокса, — заметила мисс Браунинг, рассуждая вслух. — Это причинит вред вместо пользы. Фиби, мне, в самом деле, жаль, что я дала тебе оплеуху, только я снова это сделаю, если ты скажешь подобное, — Фиби села рядом с сестрой, взяла ее морщинистую руку и начала гладить, тем самым она принимала раскаяние сестры. — Если я поговорю с Молли, девочка станет это отрицать, словно она вполовину такая же никчемная, как о ней говорят. А если не поговорю, она лишь изведет себя до смерти. Нет, этого не стоит делать. Миссис Гудинаф — ослица, даже если мне удастся убедить ее, она не сможет убедить кого-то другого. Нет. Миссис Дауэс, которая рассказала тебе, расскажет мне, и я свяжу себе руки и буду обречена сохранить мир. И когда я услышу то, что должно быть услышано, я передам дело в руки мистера Гибсона. Вот, что я сделаю. Поэтому, Фиби, тебе бесполезно говорить что-либо против этого, я не стану тебя слушать.

Мисс Браунинг отправилась к миссис Дауэс и начала достаточно вежливо расспрашивать ее о ходящих в Холлингфорде слухах, касательно Молли и мистера Престона. И миссис Дауэс, попав в ловушку, рассказала обо всех настоящих и вымышленных обстоятельствах истории, совершенно не подозревая о грозе, что готова была разразиться над ней, как только она замолчит. Но миссис Дауэс не имела долгой привычки благоговения перед мисс Браунинг, которой придерживалось большинство холлингфордских дам. Она защищала себя и собственную правоту, разглашая новый скандал, в который по ее словам, она не верит, в отличие от многих. И привела такое множество свидетельств, подтверждавших правоту ее слов, что мисс Браунинг была почти подавлена, и когда миссис Дауэс покончила с собственными оправданиями, ее собеседница сидела молчаливая и несчастная.

- Что ж! — произнесла она наконец, поднимаясь со стула. — Мне очень жаль, что я дожила до этого дня. Для меня это стало ударом, как будто я услышала о проступках собственной плоти и крови. Я полагаю, мне следует извиниться перед вами, миссис Дауэс, за свои слова. Но я не решусь это сделать сегодня. Мне не следовало бы так говорить. Но это не относится к делу.

- Я надеюсь, вы отдаете мне должное, понимая, что я только повторила то, что услышала из достойных источников, мисс Браунинг, — сказала миссис Дауэс в ответ.