Жены и дочери

«Казалось бы, какое простое дело – вот так украсить зеркало муслином и розовыми лентами; и как, однако, трудно сохранить все это в таком виде! Люди не знают, как это трудно, пока сами не попытаются, как попыталась я. Я вот так же убрала свое зеркало, когда только что приехала в Эшкомб, но муслин запачкался, розовые ленты выцвели, а заработать деньги на новые так трудно, а когда заработаешь, то не решаешься потратить их сразу. Все думаешь и думаешь, как бы ими лучше всего распорядиться; и вот – новое платье, или развлечение, или оранжерейный фрукт, или какая-нибудь элегантная вещица, которую сразу видят и замечают в гостиной, перевешивают, и… прощай, красиво убранное зеркало. А здесь деньги – как воздух, которым они дышат. Никто даже не спрашивает и не знает, сколько стоит стирка или почем ярд розовой ленты. Ах, все было бы совсем по-другому, если бы им приходилось, как мне, самим зарабатывать каждое пенни! Им бы тогда тоже пришлось подсчитывать, каким образом получить за грош наибольшее удовольствие. Неужели мне так всю жизнь и мучить себя работой ради денег? Это неестественно. Замужество – естественно, и тогда муж выполняет всю эту тяжелую работу, а жена сидит в своей гостиной как леди. Я так и делала, когда бедный Киркпатрик был жив. Увы! Грустное это дело – быть вдовой».

И как велик был контраст между обедами, которые она разделяла со своими ученицами в Эшкомбе – ломоть говядины, баранья нога, огромное блюдо картофеля, большой сдобный пудинг, – и элегантными трапезами с изящно приготовленными деликатесами, подаваемыми на старинном фарфоре Челси, которые сервировали на старинном фарфоре Челси для графа, графини и для нее в Камнор-Тауэрс! Конец этих каникул страшил ее так же, как какую-нибудь из ее учениц, сильнее прочих привязанную к родному дому. Но на этот раз до конца оставались еще недели, и Клэр, закрывая глаза на будущее, старалась сполна насладиться настоящим. Приятное, ровное течение летних дней было нарушено нездоровьем леди Камнор. Муж ее вернулся в Лондон, и они вдвоем с миссис Киркпатрик остались вести очень размеренный образ жизни, который в настоящее время отвечал желанию миледи. Несмотря на слабость и усталость, она приняла у себя в Тауэрс школьных опекунш достойно и умело, отдавая ясные распоряжения о том, что следует сделать, какими путями провести гостей, какие оранжереи посетить и когда гости должны вернуться к угощению. Сама она оставалась в комнатах в обществе нескольких дам, решивших, что жара слишком их утомит, и потому отклонивших предложение присоединиться к гостьям, оставленным на попечение миссис Киркпатрик, или к тем немногим избранным, которым лорд Камнор демонстрировал новые постройки на хозяйственном дворе.

Леди Камнор «с чрезвычайной снисходительностью», как выразились потом слушательницы, рассказывала им о домашнем устройстве своих замужних дочерей, планах относительно образования их детей и об их времяпрепровождении. Но усилие утомило ее, и, когда все посетительницы уехали, она, скорее всего, пошла бы прилечь и отдохнуть, если бы не сделанное мужем, по доброте душевной, неудачное замечание. Подойдя к ней и положив руку ей на плечо, он сказал:

– Боюсь, что вы очень устали, миледи.

Она мгновенно подобралась, выпрямилась и холодно ответила:

– Когда я устану, лорд Камнор, я скажу вам об этом.

И в течение всего оставшегося вечера ее усталость проявлялась в том, что она сидела чрезвычайно прямо, отклоняя все предложения более удобного кресла или скамеечки для ног и отвергая оскорбительное предположение, что всем им следовало бы лечь пораньше. И таким образом она продолжала вести себя все то время, пока лорд Камнор оставался в Тауэрс. Миссис Киркпатрик была совершенно этим обманута и продолжала уверять лорда Камнора, что никогда не видела, чтобы дорогая леди Камнор выглядела сильнее и бодрее. Но у него было любящее сердце, хоть и бестолковая голова, и, не умея назвать причину своей уверенности, он почти не сомневался, что его жена нездорова. Его последние слова, обращенные к Клэр, были:

– Для меня такое утешение, что я оставляю миледи с вами. Только не обманывайтесь ее поведением. Она не покажет, что больна, пока ей не станет так худо, что дальше невозможно терпеть. Посоветуйтесь с Брэдли (это была «собственная прислуга» леди Камнор, не любившей новомодного названия «горничная ее светлости»), – и на вашем месте, я послал бы за доктором Гибсоном – можете придумать любой предлог. – И тут возникшая у него в Лондоне мысль об уместности брака между этими двумя вновь пришла ему в голову, и он не удержался, чтобы не добавить: – Сделайте так, чтобы он приехал и повидался с вами. Он очень приятный человек. Лорд Холлингфорд говорит, что другого такого, как он, у нас здесь нет. Быть может, пока он говорит с вами, он будет наблюдать за миледи и поймет, не больна ли она на самом деле. И дайте мне знать, что он о ней скажет.