Жены и дочери

Мистер Престон поселился в своем новом доме в Холлингфорде; мистер Шипшэнкс предался величавой праздности в доме своей замужней дочери, которая проживала в главном городе графства. Его преемник с энергией погрузился во всякого рода улучшения и кроме прочего принялся осушать участок дальней пустоши — кусок необработанной земли лорда Камнора, что примыкал к владениям сквайра Хэмли. Это был тот самый участок, на который сквайр получил правительственный грант, но который теперь стоял заброшенным, он был осушен только наполовину: штабеля замшелых труб и ряды выкопанных борозд свидетельствовали о прекращенных работах. Сейчас сквайр не так часто ездил в этом направлении, но хижина человека, который служил здесь егерем в более благоприятные времена, когда Хэмли могли позволить себе заготавливать дичь, располагалась рядом с землей, поросшей тростником. Егерь — старый слуга и арендатор — был болен и послал в поместье письмо, прося встречи со сквайром, не для того, чтобы открыть ему какую-то тайну или сказать что-то особенное, но всего лишь из феодальной преданности; казалось, что умирающий получит утешение, если пожмет руку и еще раз взглянет в глаза господина и хозяина, которому служил он сам, и чьим предкам его собственные прародители служили столько поколений. И сквайр, как и старый Сайлас, оказался приверженцем старых традиций. Хотя он ненавидел участок земли, на котором стояла хижина Сайласа, но, получив известие, он немедленно распорядился оседлать ему лошадь.

Подъезжая к участку, он представил, как слышит звук инструментов, гул множества голосов, как, бывало, слышал их пару лет назад. Удивившись, он прислушался. И в самом деле, там раздавался звон железа, тяжелый, последовательный стук опрокидываемых тачек, нагруженных землей, крики и возгласы рабочих. Но не на его земле трудились нанятые рабочие, а на заросшем камышом глинистом выгоне. Он знал, что эта земля находилась в собственности лорда Камнора, и он знал, что лорд Камнор и его семья («мошенники виги!») выделялись в свете и богатством, и положением, а Хэмли шли ко дну. И тогда вопреки благоразумию в сквайре вскипела злость при виде того, что делал его сосед, и что он сам не в состоянии был сделать, и потому что тот был из вигов. А ведь семья лорда Камнора живет в графстве лишь со времен королевы Анны. Он разозлился слишком сильно, чтобы поинтересоваться, а не воспользовались ли рабочие его трубами, что лежали так удобно близко, под рукой. Все эти мысли, сожаления и раздумья пронеслись у него в голове, пока он подъезжал к хижине; спешившись, сквайр предоставил свою лошадь заботам паренька, который до этого строил с младшей сестрой домики из пресловутых труб. Это был внук старого Сайласа, и он мог расколотить грубые красные глиняные трубы на куски — целый штабель — одну за одной, а сквайр не сказал бы ни слова. Лишь бы ни одной из них не досталось рабочим лорда Камнора. Нет! Ни одной!

Сайлас лежал в похожем на чулан закутке, что открывался из гостиной. Маленькое окно, из которого проникал свет, выходило прямо на так называемый «торфяник»; днем клетчатую занавеску отодвигали в сторону, чтобы он мог наблюдать за продвижением работ. Вокруг старика была чистота, и, несмотря на близость смерти, великого уравнивателя, именно рабочий первым сделал движение и протянул свою мозолистую руку сквайру.

— Я знал, что вы придете, сквайр. Ваш отец приходил повидать моего, когда тот умирал.

— Полно, полно, дружище! — произнес сквайр, как всегда слегка волнуясь. — Не говори о смерти. Мы скоро поставим тебя на ноги, не бойся. Тебе прислали немного супа из поместья, как я приказал?

— Да, да, у меня есть все, что мне захотелось бы съесть и выпить. Молодой сквайр и мастер Роджер были здесь вчера.

— Да, я знаю.

— Но мне уже недолго осталось. Мне бы хотелось, чтобы вы присмотрели за укрытиями в Западной Рощице, сквайр. Там, в утеснике,[90] вы знаете, где была нора у старой лисы… там она принесла большой выводок. Вы вспомните, сквайр, хотя и были тогда юношей. Я смеюсь, когда вспоминаю о ее проделках, — из-за слабой попытки засмеяться, на него напал неистовый приступ кашля, встревоживший сквайра, который подумал, что старик больше никогда не сможет вздохнуть. Услышав, как Сайлас кашляет, его невестка подошла и объяснила сквайру, что эти приступы случаются довольно часто, и она полагает, что вскоре один из них убьет ее свекра. Она легко высказала свое мнение в присутствии старика, который обессиленно лежал на подушке и дышал с трудом. Бедняки признают неотвратимость приближения смерти намного проще, нежели это принято среди более образованных людей. Сквайра потрясло жестокосердие, как он определил его, но сам старик получал много нежности и доброты от своей невестки, и то, что она сказала, не явилось для него большей новостью, чем тот факт, что завтра снова встанет солнце. Он больше беспокоился о том, как продолжить свой рассказ.