Жены и дочери

Семейная беседа не удовлетворила ни одного из супругов. Мистер Гибсон вынужден был посмотреть в лицо фактам и признать, что его жена предпочла руководствоваться правилами, далекими от тех, которых он придерживался всю свою жизнь, и которые надеялся привить своей дочери. Он был возмущен сильнее, чем показывал. Однако он упрекал прежде всего себя, и поэтому не высказывал возмущения открыто, не позволяя чувству недоверия и недовольства своей женой вырасти в душе настолько, что оно распространилось бы на ничего не подозревавшую Синтию, ошарашив ее внезапной суровостью. Но как бы там ни было, войдя следом за женой в гостиную он серьезно поздравил изумленную падчерицу.

— Мама рассказала вам? — спросила она, бросив на мать возмущенный взгляд. — Это не совсем помолвка, все присутствующие поклялись сохранить тайну, мама была среди них.

— Но, моя дорогая Синтия, ты не могла ожидать… тебе ведь не хотелось, чтобы я сохранила эту тайну от мужа? — умоляюще спросила миссис Гибсон.

— Нет, возможно, нет. Во всяком случае, сэр, — ответила Синтия, с сердечной искренностью, — я рада, что вы узнали обо всем. Вы всегда были мне самым добрым другом, и, думаю, я рассказала бы вам сама, но мне не хотелось об этом упоминать. Прошу вас, это должно остаться тайной. На самом деле, это нельзя назвать помолвкой… он… — (она покраснела и сверкнула глазами от иносказательности слова, которое намекало, что в настоящий момент единственно «он» присутствует в ее мыслях), — он бы не позволил мне связывать себя каким-либо обещанием до его возвращения.

Мистер Гибсон строго посмотрел на нее, не отвечая на ее взгляды, так как ее манеры сейчас невольно напоминали ему манеры матери. Потом он взял ее за руку и произнес решительно:

— Я надеюсь, ты достойна его, Синтия, потому что ты завоевала приз. Я никогда не знал сердца вернее и надежнее, чем у Роджера. Я знал его мальчиком и мужчиной.

Молли казалось, что ее названная сестра могла бы вслух поблагодарить отца за признание достоинств того, кто уехал. Но Синтия немного надула губы, прежде чем улыбнуться.

— Ваши слова совсем не лестны, верно, мистер Гибсон? — спросила она.

— Полагаю, он считает меня достойной, и если вы такого высокого мнения о нем, вы должны уважать его суждение обо мне.

Если она надеялась вызвать его на комплимент, то ее ждало разочарование, поскольку мистер Гибсон с отсутствующим видом отпустил ее руку и сел в мягкое кресло у камина, всматриваясь в угли, словно надеялся прочитать в них будущее. Молли увидела, как глаза Синтии наполнились слезами, и последовала за ней в другой конец комнаты, куда та ушла искать какие-то рабочие материалы.

— Милая Синтия, — все, что она сказала, но сжала ей руку, пытаясь помочь в поисках.

— О, Молли, я так люблю твоего отца. Отчего он так говорил со мной сегодня?

— Я не знаю, — ответила Молли, — возможно, он устал.

От дальнейшего разговора их оторвал мистер Гибсон. Он стряхнул с себя задумчивость и теперь обратился к Синтии.

— Я надеюсь, ты не будешь считать это нарушением доверия, Синтия, но я должен рассказать сквайру о… о том, что произошло сегодня между тобой и его сыном. Я связан обещанием. Он боялся — я тоже скажу тебе правду — он боялся — (ударение на последнем слове), — что нечто подобное может возникнуть между его сыновьями и вами обеими. Только на днях я заверил его, что ничего подобного не существует. И я сказал, что сообщу ему сразу, как замечу какие-нибудь признаки.

Синтия выглядела недовольной.

— Единственно, что я требую, — секретности.

— Но почему? — спросил мистер Гибсон. — Я понимаю, что в нынешних обстоятельствах ты не хочешь предавать это огласке. Но как же друзья с обеих сторон! Разумеется, ты не можешь возражать против этого?

— Нет, возражаю, — ответила Синтия. — Если ничего нельзя поделать, я бы не хотела, чтобы кто-либо знал.

— Я почти уверен, что Роджер расскажет своему отцу.

— Нет, не расскажет, — сказала Синтия. — Я взяла с него обещание и считаю, что он из тех, кто уважает обещания, — она взглянула на мать, которая, чувствуя себя в немилости у мужа и у дочери, придерживалась благоразумного молчания.

— Ну, во всяком случае, он несомненно будет красноречивее и убедительней, поэтому я дам ему шанс. Я не поеду в Хэмли Холл до конца недели. До этого времени он может написать и рассказать обо всем своему отцу.

Синтия сдержала первые слова, готовые сорваться с языка. Затем произнесла со слезами на глазах:

— Обещание мужчины выше желания женщины, так?

— Я не вижу причины, почему не стоит этого делать.

— Вы поверите в мои причины, когда я скажу вам, что если все станет известно, это причинит мне огромные страдания? — она произнесла это таким умоляющим тоном, что если бы мистер Гибсон не был недоволен и раздражен предыдущим разговором с ее матерью, он должно быть, уступил бы ей. Но поскольку этого не произошло, он холодно произнес:

— Рассказать отцу Роджера не значит предать огласке. Мне не нравится это непомерное желание оставить все в тайне, Синтия. Мне кажется, что за этим скрывается что-то…