Жены и любовницы Наполеона. Исторические портреты

Дюрок, пораженный странностью такого обращения, незамедлительно проводил обеих дам к императору. Последовал обмен приветствиями, и польки удалились в сопровождении эскорта, возможно выделенного им в помощь, чтобы пробраться сквозь толпы приветствующих.

Вот и все. Карета понеслась дальше, в Варшаву, где Наполеон немедленно обосновал свою ставку, заняв древний дворец польских королей.

На этом все могло бы и закончиться, не обладай Наполеон необычайно цепкой памятью на лица, которая всегда помогала ему ориентироваться на местности, но обычно подводила его врагов. Во всяком случае, лицо Марии Валевски забыть было невозможно, как нельзя было забыть ее особую утонченность и низкий хрипловатый голос. Потому он мгновенно узнал ее, когда по настоянию своего престарелого мужа она явилась на грандиозный бал во дворце вскоре после прибытия Бонапарта. Император тут же направил к ней Дюрока с приглашением на танец, но главный церемониймейстер возвратился с унылым видом. Дама, доложил он, не танцует, за что просит извинить ее.

Наполеон особо не расстроился из-за этого. Он, должно быть, сообразил, что дама, надевшая простое белое платье без драгоценностей, в то время как все другие женщины в зале облачились в изысканные наряды, наверное, отличается исключительной скромностью и застенчивостью. Ее отказ лишь подогрел его желание познакомиться с ней, и он прошелся по всем залам приема, обмениваясь несколькими словами с каждой женщиной просто для того, чтобы столкнуться лично с ней.

Когда подошла очередь Марии, она покраснела и стала заикаться. Он прошел дальше, не настаивая на своей просьбе, но это не осталось незамеченным собравшимися патриотами. Вот, рассуждали они, женщина, которая может принести Польше больше пользы, чем десять дивизий кавалерии. Им представился шанс сыграть на хорошо известной слабости освободителя к красивым женщинам.

Князь Понятовский, руководитель польского освободительного движения, сразу же был проинформирован об этом и вместе со своими приближенными стал прикидывать, как лучше использовать козырную карту, выпавшую им на балу.

Щепетильных людей среди польской шляхты не было. Факт замужества Марии за одним из сторонников освобождения ни на мгновение не остановил их. У каждого из магнатов была любовница, а один из них содержал в своем загородном имении даже не менее трех. Они считали Наполеона исключением, потому что он не привез в хвосте армейского обоза толпу императорских наложниц. Если он в этом отношении проявлял странность и предпочитал посвятить себя одной женщине, тогда они просто рады будут посодействовать ему, а заодно и делу независимости Польши на четырех ножках спальной кровати.

Тем временем Наполеон начал собственную кампанию, используя свою обычную тактику — смелую атаку на слабейшем участке, — в данном случае на женское тщеславие. Однако сначала следовало очистить плацдарм от соперничающих стрелков, потому что сногсшибательная красота юной графини уже привлекла их дюжинами.

Власть пользуется привилегиями. Всякий раз, когда французский штабной офицер с лучистыми глазами выступал вперед, чтобы пригласить ее на танец, его вызывали к Самому и тут же отсылали в глубь зимней ночи выполнять глупое задание! Молодой Бертран пострадал одним из первых и, похоже, не рассердился на такое несправедливое распоряжение властей, потому что спустя годы именно он сопровождал своего хозяина в ссылку. Луи де Перигор стал вторым, и вскоре даже самый отважный из них понял, что партнерш надо искать в другом месте, если они дорожат своим пребыванием в столице. Немедленно устранив таким образом соперников, Наполеон покинул бал и возвратился в свои апартаменты, чтобы написать записку.

При сложившихся обстоятельствах император написал молодой замужней женщине, которую видел всего два раза, примечательную записку. В таких делах Наполеон почти всегда отличался прямотой, но следующее послание, которое верный Дюрок отвез на дом Марии, носило классически прямолинейный характер. Там говорилось:

«Я видел только вас. Восхищался только вами. Желаю только вас. Отвечайте сразу и остудите горячий пыл! Н.».

Это почти что походило на указ, но ответа не последовало, если не считать нескольких устно произнесенных слов: «Ответа нет».

Озадаченный и раздраженный, но все еще не способный поверить в то, что его попытки сблизиться наотрез отвергаются, Наполеон посылает к ней новую записку.

На этот раз он привносит в свое послание нотку уязвленной невинности: «Я вас чем-то расстроил? Надеюсь, что вы испытали обратное. Или ваше первое впечатление улетучилось? Моя страсть нарастает. Вы похитили мой покой. Удостойте меня небольшой радости, частичкой счастья согрейте бедное сердце, которое готово боготворить вас! Разве так трудно ответить мне? — Затем с долей имперского каприза: — Теперь вы должны мне целых два!»