Жены и любовницы Наполеона. Исторические портреты

Страстное обожание итальянских дней давно улетучилось, но напряжение от фантастического путешествия по жизни, которое они совершили вместе, выковало для них такие узы, которые затмили сексуальную связь. Такое физическое удовлетворение, которое давали ему женщины типа актрисы Жорж или чародейки Дюшатель, стало значить настолько мало по сравнению с умственным облегчением, наступающим от часа, проведенного в обществе сорокашестилетней Жозефины. Все остальные дамы, за исключением Валевски, пробуждали в нем напор, неистовую и эгоистичную радость физического обладания женщиной, иногда же — игривость, когда нервное напряжение ослабевало.

Он уважал Жозефину, восхищался ею, испытывал внутреннюю ребяческую привязанность к ней. Устранение ее, хладнокровный обмен на какую-то незнакомку, лишенную богатства их совместных переживаний, было бы жертвой, на которую даже такому волевому человеку, как он, было почти невозможно пойти.

И все же он сделал это, нанеся самому себе незаживающую рану агонии отречения от нее и сомнений в собственной правоте. Такая жертва могла быть абсурдной, безжалостной и ненужной, но он никоим образом не принес ее с легкостью или цинизмом. Эта жертва принесла ему больше страданий, чем окончательное отречение от трона.

Событие, которое в завершение всего позволило ему решиться на этот шаг, носило драматический характер.

Молодой фанатик совершил на него покушение, когда Наполеон находился в Вене во время австрийской кампании. Это была неумелая и неуверенная попытка, которую легко предотвратил его адъютант Рапп, но она произвела на Бонапарта глубокое впечатление. Так же как и бесстрастная решимость и презрение к смерти, продемонстрированные несостоявшимся убийцей, молодым человеком по имени Стапс. Как раз перед этим покушением Наполеон был вторично ранен в бою, первое ранение он получил в бедро близ Тулона в самом начале своей карьеры.

Мушкетная пуля угодила в ногу, когда он наблюдал за штурмом города Регенсбурга, и, хотя ни одно из этих ранений не стало опасным для его жизни, они тем не менее подтвердили предчувствия его советников. Все стали размышлять о том, что случится с империей, если он погибнет до того, как назначит преемника, причем такого наследника, который будет пользоваться безусловной преданностью со стороны государства, армии и союзников.

Беременность Валевски развеяла последние остававшиеся сомнения относительно того, что ребенок Элеонор Денуэль мог быть не от него. В дополнение ко всему, и он сам, и имперская Франция находились теперь в зените своих удач, и потому пришло время подумать о будущем.

Медленно и угрюмо подошел он к такому решению, а когда принял его, приступил к реализации в унылом, неуверенном и совершенно несвойственном ему стиле.

Он начал с того, что сказал об этом Эжену, сыну Жозефины, и именно от этого молодого человека она впервые получила настоящий намек на то, что давно предвиденный удар невозможно будет оттянуть надолго.

Затем он пошел на удивительный шаг: дал указание архитектору дворца Фонтенбло перекрыть сообщение между своими покоями и комнатами Жозефины. В заключение он дал Жозефине знать, что возвращается из Вены и ждет, что она встретится с ним в Фонтенбло 26 октября, но не позднее 27-го.

Жозефина приняла эти прозрачные намеки с неловким молчанием.

С момента своего неосмотрительного поступка десять лет назад, когда она глупо повела себя с Ипполитом Шарлем в Мальмезоне, она знала, что развод возможен, но не неизбежен. Когда он возвратился из Египта, она выдержала первую ужасную бурю, растворив его гнев в непрекращавшемся потоке своих слез, поддержанных искренней мольбою сына и дочери. Она испытала много беспокойства в ходе подготовки к коронации, когда весь клан Бонапартов активно интриговал против нее, угрожая аннулировать их брак. Тревога охватывала ее снова и снова, когда до нее доходили сообщения о том, что Наполеон опять влюбился, сначала в Дюшатель, а позже в Марию Валевску. И наконец, почти за год до этого министр полиции Фуше опрометчиво подошел к ней и дал понять, что ей следовало бы пожертвовать собою ради Франции.

Однако всякий раз грозившего ей затмения не случалось, и прежние отношения между ними не только сохранились, но с годами еще больше расцвели.

Красивого полицейского с ледышкой вместо сердца очень сурово отчитали за то, что он посмел даже намекнуть ей о разводе. Наполеон, ко всеобщему удивлению, даже изобразил недоумение по поводу того, что такая мысль вообще могла прийти в голову государственному деятелю. Но эта демонстрация неведения не могла обмануть ее. Последовавшие события сильно ее подбодрили, потому что в то лето 1808 года Наполеон взял ее с собою в Байонн на встречу (и организацию похищения) королевской семьи Испании.