Какие разнообразные эпитеты и громкие титулы прилагались к имени Монса: от слов: «высокоблагородный патрон» до «ваше премилосердное высочество!». Так Монса называли его клиенты и имевшие в нём нужду: «его превосходительство», обещают «за него Бога молить», признают в нём «единого в свете милостивца», с ним едва «дерзают говорить», слух его утруждают просьбишкой, простолюдины бьют челом с обычными эпитетами: «отец ты наш батюшка, Виллим Иванович!» или: «премилостивый государь, сотвори ты над нами наиудивительную милость», «не дай, батюшка-свет, в конец разориться». Помещики да чиновники ставили в оголовках длиннейшее обращение: «благородному, высокопочтенному господину, господину капитану, милостивому моему отцу и государю Виллиму Ивановичу»; высшие сановники писали проще: «добрый приятель», «сердечный, наивернейший друг и брат Виллим Иванович»; наконец, «высокографским сиятельством» и «премилосердным высочеством» именовали его некоторые из голодных иноземцев, приезжавших на разживу в гостеприимную Московию, только что возведённую на «превысочайшую степень» империи Российской.
В чём состояли эти письма? Тут были простые напамятования о себе и обещаниях Монса похлопотать по разным делам: тут были сообщения при случае государыне; затем большая часть писем состояла из прошений родителей за своих детей, поступавших на службу, причём пишущий считал нужным сказать: «Ежели Бог очи ваши сподобит государя моего видеть, то почтусь, по своей возможности, вам, государю моему, отслужить!»
Множество было прошений о месте, чине, награде, отпуске, увольнении от смотра, от службы, освобождении от повинностей, из-под ареста, о перевершении судного дела в той или другой коллегии, о заступничестве от кредиторов, об обстановке в исполнении приговора, просьбы о большом займе из сумм государыни на основание фабрики, просьбы об исходатайствовании прощения ссыльным при возвращении описанных имений родственникам, просьбы об исходатайствовании губернаторских или нескольких сотен крестьянских дворов со всеми угодьями, просьбы о заступничестве пред какими-нибудь сильными мира тогдашнего, например, пред Никитой Ивановичем Репниным, Ив. Ив. Бутурлиным, Петром Андреевичем Толстым, Дмитриевым-Мамоновым, Брюсом, Нарышкиным, Андреем Артамоновичем Матвеевым: «они де для вашей просьбы всё могут сделать; не оставь своей милостью, за что вам, государю моему, рабски служить готов вам»; просьба закреплялась иногда такого рода подписью: «тыгловой ваш крестьянин подполковник Козлов пал до лица земли, премного челом бью».
Просьбы по делам особенно важным и щекотливым высказывал словесно податель письма; так обыкновенно делали знатнейшие как «мужские, так и женские персоны», просьбы которых нередко относились до дел семейных. Нередко также письмо состояло из незначительных фраз, но тут же прикладывалась цидулка без подписи; в ней вкратце излагалась просьба и назывался подарок за её исполнение.
Последние цидулки с изложением подарков были особенно дороги Виллиму Ивановичу; подарки подогревали его ходатайство и редкое прошение, подкреплённое не только настоящим презентом, но даже простым обещанием взятки, оставляемо было им без внимания. Монс, как увидим, брался хлопотать, в уважение подарков, по делам весьма важным и трудным: так, он хлопотал, и небезуспешно, за освобождение разных сосланных аристократов по делу царевича Алексея; он выхлопатывал жалованные грамоты на торговлю; он ставил даже — трудно поверить, а это было так — вице-президентов, и т. п.! И всё то за «превеликие презенты».
Но обратимся к письмам и остановим внимание наших читателей на грамотках более интересных.
«Прошу я у тебя, высокопочтенный государь мой Виллим Иванович, — пишет камер-паж Павлов, молодой человек, беспутный, но богатый, даривший Монса разными подарками, как то: золотыми часами и проч., и потому терпимый на службе при государыне, — прошу я тебя, пожалуй, не оставь меня в своей милости, как ты, мой государь, начал меня по своему милосердию жаловать; и больше ни о чём не прошу, только пожалуй, мой государь Виллим Иванович, не оставь меня в своей милости».
«...Не оставьте меня в великой моей нужде, — вопиет ювелир Рокентин, угодивший впоследствии, как увидим, под кнут, — ибо я не знаю, как отделаться от притесняющих меня кредиторов. Будьте милосердны и помогите мне, Бог за это вас наградит!»
«И господин полковник соизволил сказать, — молит армии поручик, — чтоб я о ранге моём покорно, слёзно просил бы вас, премилосердного моего государя, и я рабски, всенижайше, покорно, слёзно прошу вашего милосердия, покажите надо мною свою высокую милость».