Жеребята (СИ)

- Сашиа! - позвал он, и с его зовом рассветный луч озарил стройную фигуру в синем покрывале с белой оторочкой на мраморном полу среди восьми светлых факелов.

Она выронила флейту и сделала шаг к нему - Каэрэ стоял между небом и стеной, словно выросши из темно-багряного камня Башни.

- Каэрэ, о Каэрэ! Ты пришел? - улыбнулась она. - Ты - сын Запада. Более никто не мог совершить такое.

- Нет, я не сын Запада. Я просто люблю тебя, Сашиа. И я заберу тебя с собой.

- О нет, Каэрэ! - воскликнула девушка. - Я не могу пойти с тобою.

- Я знал, что ты скажешь это. Но твой брат велит тебе пойти - и вот доказательство, - Каэрэ, чье сердце терпко обожгла ложь, достал серебряное полулуние, на котором было написано имя рода Ллоутиэ. - Он прислал это, чтобы ты поверила мне...

- Я слишком хорошо знаю и Аирэи, и тебя, мой благородный Каэрэ... ты берешь на душу грех, чтобы избавить меня от смерти, потому что любишь меня, - вздохнула Сашиа. - никогда Аирэи не желал для меня ничего более прекрасного, чем обет Башни. И то, что ты снова увидел его живым, вырвавшимся из водопада Аир, радует мое сердце... Но он не мог измениться в водопаде, и велеть мне сойти добровольно с Башни, опозорив род Ллоутиэ и осквернив надежду на милость Всесветлого...

- Пойдем со мною, о Сашиа, умоляю тебя! - воскликнул Каэрэ. - Я люблю тебя, и мои свидетели - орел в небе и дельфин в пустыне, и Великий Табунщик велел мне спасти тебя от смерти.

- Он уже спас меня от смерти, Великий Табунщик Тису, - серьезно ответила Сашиа. - И я ничего не боюсь... О, Каэрэ - ты знаешь, о чем просят меня, деву Всесветлого, люди с утра до ночи? О своих посевах? О своих барышах? О своих стадах? О своих утробах? О нет! Они умоляют снять иго Уурта! Они полагают надежду только в одном - чтобы дева Всесветлого шагнула в Ладью, сочетавшись жертвой с Великим Уснувшим, с той жертвой, что он принес, когда более не было ничего, и тогда...

- ...и тогда стал он конем, жеребенком стал он,- и излил свою кровь ради живущих, чтобы наполнились небо и земля, пред очами Всесветлого, - пропела она:

Только Табунщик властен в своей весне.

Он собирает в стаи звезды и птиц.

Он в свой табун собирает своих коней,

Он жеребят своих через степь ведет.

Гривы их - словно радуга над землей,

Ноги их быстры, копыта их без подков,

Нет на них седел, нет ни шор, ни узды,

На водопой к водопадам он их ведет,

Мчится весенней степью его табун,

Мчится, неукротимый, среди цветов,

Мчится средь маков, степь одевших ковром.

Только Табунщик властен в своей весне.

- Тогда я остаюсь с тобой, - ответил Каэрэ. И она протянула к нему руки.

- Я не могу быть девой Шу-эна, но я могу участвовать в жертве Тису. Только Великий Табунщик может усмирить Уурта. Я знаю это наверняка. И я остаюсь с тобой, Сашиа. До конца.

И они после этого долго молчали, стоя на коленях друг перед другом и глядя в лицо друг другу. И ничего более не происходило, и ничего более не было.

И только тогда, когда Сашиа подняла глаза к утреннему небу, и Каэрэ оторвал свой взор от лица Сашиа - увидели они, что над площадкой Дев Шу-эна медленно, острыми пиками вверх, растет, словно из ниоткуда, ограда, бросающая уродливую тень вниз, на площадь.

- Ты верил мне, Нилшоцэа, - раздался знакомый голос, и Эррэ в черном спортивном костюме поднялся на Башню. - Ты не обманулся. Она уже никуда отсюда не прыгнет. Мольбы народа к Всесветлому против Уурта ничего не будут значить, не бойся! Она ничего не сможет сделать!

Каэрэ вскочил на ноги и накинулся на Эррэ, душа его. Из горла того вырвался хриплый крик ужаса, Нилшоцэа со свитой замерли на ступенях, а Сашиа поднесла к губам флейту:

Жеребенок Великой Степи!

Грива твоя полна росы,

Копыта твои не знают подков,

Приходишь, когда не думают,

Являешь себя забывшим о тебе,

Являешь себя тоскующим,

Одиноким, брошенным,

У Ладьи, повернутой вспять.

Жеребенок Великой Степи!

Кто тебя видел и кто встречал?

Грива твоя кровью обагрена,

И бока твои - кровью жертвенной.

Приходишь ты, Сильный, когда не ждут,

Избавляешь - но как, не ведают.

Жеребенок Великой Степи,

Навстречу закату скачущий,

С радостью за край небес прыгнувший,

Незнаемый и желанный вовек