Жернова. 1918–1953. Большая чистка

«Так, — думал Василий Константинович, еще раз перечитав короткое сообщение. — Вчера Гамарник был кандидатом в судьи, сегодня, посмертно, кандидат в подсудимые. Та-ак. Прекрасно. Что из этого следует? Из этого следует, что Сталину перечить нельзя. Что ж, я и не перечил».

И перед его мысленным взором возникли щелки сталинских глаз и неподвижное лицо, изрытое оспой.

«А что я должен был ответить на его дурацкий вопрос? Не могу знать? Наверное, именно так и должен был ответить…»

Глава 7

Через несколько дней Ворошилов собрал в своем кабинете Военный совет при наркомате обороны. Военный совет назывался Главным.

Еще недавно за этим столом седели пять маршалов: Ворошилов — во главе стола, двое — с одной стороны, двое — с другой. Классическая симметрия. Сегодня одного маршала не было, симметрия нарушилась: Буденный сидел в одиночестве, далеко не в гордом. Оставшиеся маршалы хмуро разглядывали свои руки. Да и другие члены Совета тоже. Сам Ворошилов чувствовал себя не в своей тарелке, чаще обычного приглаживал редеющие волосы.

Суетился разве что один Мехлис, лишь вчера назначенный начальником Главного политуправления Красной армии с должности главного редактора газеты «Правда». Он то с подозрением оглядывал присутствующих своими пронзительными — как ему казалось — глазами, то что-то говорил сидящему рядом с ним начальнику Генштаба пятидесятипятилетнему Шапошникову. Потом вдруг встал, спросил у Ворошилова разрешения, заговорил резким металлическим голосом:

— Прошу внимания, товарищи члены Военного совета. Сегодня, после заседания, прошу всех ко мне в кабинет на предмет проверки партдокументов по части уплаты партвзносов и других специальных отметок…

— Отметки тоже уплачивать? — спросил желчный маршал Егоров.

Улыбки пробежали по лицам членов Военного совета: Мехлиса не любили и презирали.

Мехлис вопроса не расслышал.

— Так это не по нашему адресу, — проворчал Буденный, с неодобрением поглядывая на нового начальника Главполитупра. — Это к нашим адъютантам. — И пояснил: — Не знаю, как у вас на гражданке, товарищ Мехлис, а у нас адъютанты получают наше жалование, они же плотют взносы и всякие другие… э-э… повинности.

— Это как прикажете понимать, товарищ маршал Советского Союза? Прикажете понимать, что ваши адъютанты как бы дважды партийцы, а вы сами лично затрудняетесь исполнять свои священные партийные обязанности? Так прикажете понимать ваши слова?

Буденный смешался, крякнул, побагровел, но сдаваться бывшему газетчику и секретаришке-бумагомараке не собирался:

— Да иди ты к чертям собачьим, Мехлис! Без году неделя как в армии, а туды же…

— Я вас попрошу, товарищ Буденный, — взвизгнул Мехлис и, заметив вошедшего в зал Сталина, перешел на крик: — Да, я вас попрошу, товарищ Буденный, с уважением относиться к партийным органам! Я не потерплю того разгильдяйства, которое у вас тут насаждал Гамарник, этот презренный предатель и троцкист. Партия — превыше всего!

— А почему так громко кричит товарищ Мехлис? — спросил Сталин, подходя к столу, спросил так, как спрашивают о чем-то весьма несущественном, как спрашивают, например, о том, где тут у вас пепельница.

Все встали.

— Я кричу, товарищ Сталин, потому, что партия и лично вы поставили меня на пост, на котором я готов отдать все свои силы и даже жизнь для наведения в армии истинно большевистских порядков и дисциплины. Отныне я буду требовать, чтобы члены Военного совета сами уплачивали членские взносы парторганизатору наркомата обороны. Как и все командиры Красной армии. Это, конечно, формальность, но это та формальность, как совершенно правильно указывает нам товарищ Сталин, без которой нет ни партии, ни даже армии.

— Товарищ Мехлис несколько преувеличивает, но в принципе он абсолютно прав, — произнес Сталин, пряча в усах ироническую усмешку. — Я думаю, что все присутствующие вполне согласны с начальником Главполитупра.

Молчание было ему ответом.

— Садитесь, — произнес Сталин и сделал придавливающее движение рукой.

Все сели.

Буденный досадливо крутил свои усищи. Черт бы побрал всех этих ловкачей, шаркунов и лизоблюдов: никогда не знаешь, что у них на уме и как себя с ними вести. Эх, его бы воля, он бы всех этих мехлисов к армии не подпускал бы и на пушечный выстрел. Слава богу, Сталин, похоже, наконец-то взялся за ум и начал выкорчевывать их из армейской среды, но делает это как-то робко, по принципу: шаг вперед, два назад. Гамарника убрал, а кого вместо него? Мехлиса. Хрен на хрен менять, только время терять. Конечно, и среди жидов встречаются толковые командиры, но того и жди от них, что какую-нибудь пакость тебе приготовят, свинью подложат. Русский человек, дурак он или умный, весь на ладони. А стоит ему сойтись с жидами, так он уже и ни жид, и ни русский. Как говорится, с кем поведешься, у того и наберешься.