Жернова. 1918–1953. Держава

— Зачем же мне вас обманывать, Цветана Андреевна? Какой смысл? Ваш отец и его товарищи не виновны, в чем я абсолютно убежден, их семьи не виновны тем более, и мне необходимо доказать это. Обманывать имело бы смысл, если бы я старался доказать нечто совершенно противоположное, чем и занимался мой предшественник. Я не могу взять в толк, почему вы всего этого не понимаете. Время изменилось, обстоятельства изменились, в НКВД пришли новые люди. Если я не смогу доказать вашу невиновность, это недоказательство автоматически станет доказательством виновности. Вы все должны помогать мне, а вы… Даже вы, Цветана… Можно я вас так буду называть?

— Да, конечно, — поспешно согласилась она. — И что я должна сделать?

— Вы должны убедить в моей искренности свою маму, все вместе — своего отца, то есть в том, что тут нет никакого подвоха.

— А как я это сделаю? Вы не знаете моего папу: если он что сказал, то это навечно. Да и мама…

Дудник мысленно усмехнулся: эта девочка еще не представляет себе, как можно из человека вырвать любое показание. Но было бы смешно, если бы он вырывал эти показания ради того, чтобы оправдать ее отца. Вслух же он произнес:

— Я дам вам свидание с отцом. Он поставил мне условие: если я вас освобожу… Я освободил. Я помог устроиться вам на работу, вашему брату — продолжить учебу в школе. Помогу и вашей матери. Поверьте, мне нелегко было убедить в этом мое начальство. Оно считает, что я сперва должен доказать невиновность, и только после этого… Я обещал доказать, и я докажу, но мне нужна помощь вашего отца, его товарищей, ваша, наконец, помощь, Цветана.

Давно Артемий так не волновался и даже не горячился, доказывая девушке чистоту своих намерений. Оказалось, что это труднее, чем скрывать свои помыслы, свои тактические ходы, уловки и логические засады в разработке фигурантов по тому или иному делу, труднее, чем врать и изощряться во всяких подвохах и подтасовках. А еще он хорошо понимал, что волнуется и горячится потому, что перед ним сидит вот эта девушка, но почему именно из-за этой девушки, а не какой-то другой, понять не мог. И не пытался.

Сколько раз в своей следовательской практике он пользовался всяческими ухищрениями, чтобы добиться расположения к себе какой-нибудь красотки, подследственной или жены подследственного; он мог наобещать что угодно, он сперва унижал и растаптывал женщину с помощью других следователей, а затем выступал в роли спасителя, и женщина, иногда совершенно добровольно и даже по своей инициативе, становилась его любовницей… нет, наложницей, уверенная, что это поможет либо ей, либо близкому ей человеку. Иногда это помогало. Но не постель, а обстоятельства. Однако чаще всего — нет. И угрызения совести Артемия не мучили. «Издержки производства», — как говаривал Мишка Каган, «левая рука» — в отличие от Винницкого, бывшего «правой рукой», — комиссара госбезопасности третьего ранга Люшкова.

Артемий и сейчас, в разговоре с Цветаной, ловил себя на том, что в нем что-то зреет знакомое, промелькивая в голове отрывками мыслей о том, как бы заставить эту девушку пожертвовать собой ради спасения отца. Но он бы не взял ее, он бы… Нет, нет и нет! Пусть все идет так, как идет. И если она поверит и увидит, что именно он и никто другой… Но как же сделать, чтобы она поверила и увидела?

— А когда вы мне назначите встречу с папой?

— Что? Ах, да! Извините, Цветана, задумался. Встречу? Сегодня у нас что?

— Среда.

— Среда… Давайте, Цветана, в пятницу… Хорошо бы, если бы вы пришли все вместе: ваша мама, ваш брат и вы… Цветана. — Имя ее он произнес на этот раз почти по слогам и отметил, что произносить его доставляет ему удовольствие. — «Цветана… Цве-та-на! Прелесть, что за имя!» — подумал он.

— Разве там можно будет разговаривать? — удивилась она и глянула на него недоверчиво.

— Можно, Цветана. Но не о деле, а о том, как вы живете. Так мне и не нужно, чтобы вы говорили о деле… Совершенно не нужно, — с нажимом повторил он. — Но если вы скажете, что встречались со мной и что вы мне верите, то этого будет вполне достаточно… Да один ваш вид, Цветана, убедит вашего отца больше, чем всякие слова! — опять с неожиданной горячностью воскликнул он, и эта его горячность убедила девушку в его искренности больше, чем все сказанное им до сих пор.

— Давайте встретимся завтра, — предложил Артемий. — Примерно в это же время.

— Зачем? — удивилась Цветана.

— То есть как зачем? Вы мне расскажете, какое настроение у вашей мамы, что мне ожидать от вашего свидания с отцом. Если ваша мама будет настаивать на своем, то я разрешу свидание только вам. Видите ли, Цветана, у меня мало времени, — снова загорячился Артемий. — К тому же я веду еще несколько дел параллельно с делом вашего отца, поэтому мне нужны вполне предсказуемые результаты. Надеюсь, вы понимаете?

— Да, — прошептала Цветана. — Я понимаю.