Жернова. 1918–1953. После урагана

— Согласна. Но без привлечения евреев к сельскому хозяйству мы не решим проблему Крыма. Надо будет использовать тех евреев, которые живут на Кавказе и занимаются сельским хозяйством. Думаю, что аграрии найдутся и в других странах. Все остальное вполне решаемо. Надо лишь планомерно увеличивать процент еврейского населения Крыма, особенно в Симферополе, вытесняя русских с партийных и административных постов…

— А Севастополь? — снова нетерпеливо перебил собеседницу Михоэлс, с надеждой вглядываясь в ее черные глаза.

— Это проблема отдаленного будущего. Не стоит ее пока даже трогать. Но и оттуда надо вытеснять русских.

— Да, я понимаю… Хотя, если иметь в виду базу Черноморского флота…

— Повторяю: это вопрос будущего, — оборвала Михоэлса Жемчужная. — Сейчас главное — сплотить всех евреев СССР на базе Еврейского антифашистского комитета, чтобы, когда вопрос о заселении Крыма встанет на повестку дня, в наших рядах было полное единодушие.

— Да-да, я понимаю. Мы этим занимаемся, но далеко не во всех евреях встречаем понимание и усердие в этом направлении, — вспомнил Михоэлс высокомерную отповедь Морозова. — Да и Сталин косо смотрит на расширение влияния ЕАК на другие республики и области.

— Не надо сваливать недостатки в своей работе на Сталина, Соломон. Сталину нужен ЕАК для влияния на евреев Запада. Сталину нужны их деньги. Следовательно, он будет смотреть на расширение нашего влияния сквозь пальцы.

— Тебе виднее, Полина, но, сама понимаешь, нужна осторожность, чтобы не вызвать негативную реакцию русских, не усилить и без того широко распространенные антисемитские настроения. Да и в Кремле могут всполошиться…

— Не стоит преувеличивать антисемитские настроения, Соломон, — решительно перебила его Жемчужная. — Они всегда были и всегда будут. С этим ничего не поделаешь. Для нас важно не то, что они есть, а то, насколько поражены им верхние московские слои. Для противодействия этому явлению и его разрастанию мы должны сами переходить в наступление, имея в виду русский национализм, великодержавный шовинизм и черносотенство. Как, впрочем, и украинский. Мы должны снова поднять знамя революции и пролетарского интернационализма, иначе то, что произошло в Ленинграде, где многим улицам вернули их старые названия, распространится и на другие области и города. Мы не должны допустить никаких переименований в антисемитском духе. Более того, мы должны всячески пропагандировать вклад евреев в победу над фашизмом как в тылу, так и на фронте, показать, какие жертвы принес наш народ на алтарь общей победы. Наконец, надо иметь в виду, что Сталин болен манией величия, на этой болезни мы должны строить нашу политику, нашу пропаганду. Надо раздувать эту болезнь, через нее доказывать тому же Сталину, что всякие антисемитские настроения умаляют его, Сталина, вклад в русскую революцию, его решающую роль в победе над фашизмом. Русские националисты не посмеют выступать против такой постановки вопроса. Шепни своим друзьям, куда они должны направить свое внимание, пыл своих статей и речей. Но при этом не ссылайся на меня. Да и сам постарайся держаться в стороне. Что касается еврейской массы, то необходимо идти по пути ее просветительства, напоминая о наших древних традициях, о нашей истории, — вот основа сплочения советских евреев. Можно и напугать чем-нибудь, что в данных условиях покажется вполне реальным. Например, какими-нибудь массовыми репрессиями со стороны властей или повальной высылкой в Сибирь. Чем страшнее, тем лучше. История еврейства показывает, что страх объединяет сильнее всего… — И заключила, сняв очки и глядя на Михоэлса близоруко сощуренными глазами: — Путь на родину предков не усыпан розами, Соломон.

— Да-да, ты, как всегда, права, — поспешно согласился тот, испытывая непонятную робость перед этой женщиной.

Глава 15

Только что над Москвой с грохотом и шумом пронеслась гроза. Туча ушла, выглянуло солнце, тонкий луч его проник в щель между тяжелыми гардинами и упал на зеленое сукно стола продолговатым золотистым пятном.

Сталин снял очки, потер пальцами глаза, некоторое время смотрел, недовольно хмурясь, на веселое солнечное пятно, затем с трудом поднялся на ноги, подошел к окну и задернул штору. Вернувшись за стол и умастившись в кресле, он обвел глазами стол, вспоминая, о чем думал всего минуту назад. Не вспоминалось. Раньше такого с ним не случалось. Проклятая старость! К тому же дает о себе знать перенесенный инсульт. Старость отнимает не только силы, делает тело непослушным и трудно управляемым, но и, в добавок ко всему, отнимает память. И это в то время, когда мир настолько неустойчив, что в любое время может быть нарушен слишком разжиревшей на войне Америкой, решившей, что теперь у нее не осталось соперников, что ей все дозволено. И в такое-то сложное время, когда советское общество должно быть сплочено перед лицом атомной угрозы, среди части этого общества зреют семена разложения, преклонения перед Западом, идейного перед ним разоружения.