Жернова. 1918–1953. За огненным валом

— Вы напрасно на это рассчитываете, майор. — ответил Матов. — Во-первых, люди мы с вами разные, хотя и носим одну и ту же форму. Во-вторых, я не уверен, что вы не отправитесь мародерствовать в другое место. Так что давайте доведем это дело до конца… — И обращаясь к автоматчикам: — В машину их!

— Вы за это ответите перед трибуналом! — вскрикнул вдруг, побагровев, Капеляев, когда его под локоток подсаживали в комендантский «джип». — Я буду жаловаться самому командующему фронтом! — погрозился он.

Но Матов уже не обращал на майора ни малейшего внимания.

— Капитан, — обратился он к коменданту, отозвав его в сторону. — Арестуйте машины и всех, кто занимается так называемым изъятием ценностей. И в комендатуру. Составьте акт, перепишите все, что они там изъяли. Потребуйте, если это не противоречит вашим прямым обязанностям, от офицеров объяснительные записки: кто приказал, когда и где. Чтобы у вас были бумаги, если придется оправдываться. И особенно с ними не церемоньтесь.

Оставив коменданта заниматься арестованными, Матов сел в машину, чтобы продолжить объезд расквартирований своей дивизии. И когда машина тронулась, обернулся к своему замполиту подполковнику Лизунову, не принимавшему никакого участия во всей этой истории:

— Викентий Степанович, а вас я попрошу, как только вернемся в штаб, связаться с политотделом армии, а если понадобится, то и фронта, и выяснить у них все, что касается изъятия ценностей. Я нутром чую, что это обыкновенные мародеры и никакого разрешения у них нет. Ни письменного, ни устного. О результатах переговоров поставьте меня в известность. Если возникнут осложнения, валите все на меня.

Глава 7

Отведенный под штаб дивизии старинный дом с замысловатой лепниной своими стрельчатыми окнами смотрел на мощеную булыжником городскую площадь, посреди которой возвышалась конная статуя какого-то рыцаря. Сиреневый апрельский вечер тихо таял среди домов, погружаясь в полумрак тесных улочек и переулков. В белесом небе с писком носились ласточки; высоко, точно струящиеся паутинки, уплывали на северо-восток изломанные линии птичьих стай. Не исключено, что через несколько дней они окажутся над Беломорьем, над Двинской губой, очистившейся ото льда, их увидят отец с матерью, подросший за почти четыре года разлуки сынишка — и у Матова защемило сердце.

Он оглянулся: все, кто был на площади, смотрели в небо. И наверняка, как и он, думали о доме.

И тут сверху вдруг наплыл тяжелый гул летящих к Берлину самолетов, напомнив о войне, и Матов, подавив вздох, переступил порог своего штаба.

Он долго плескался под горячим душем, затем поел и сел читать отчет, составленный в штабе дивизии, о минувшем дне боев, о потерях, о наличии того, другого, пятого, десятого. Ну, как обычно в таких случаях. Завтра начнет прибывать пополнение, завтра будут другие заботы, и главная из них — обучение войск наступательным действиям в условиях города. Надо спешить, потому что, хотя на отдых и переформирование дано пять дней, срок этот могут по обыкновению скостить: впереди Берлин, нужно другим отдохнуть и пополниться перед решающими боями.

Матов уже собирался лечь, когда к нему зашел подполковник Лизунов.

— Я связался с политотделом фронта, попросил разъяснить, кто имеет права изымать ценности, — заговорил он. — Там сказали, что никто не имеет права изымать какие-либо ценности без соответствующего разрешения и соответствующих документов, что людей, занимающихся подобными делами, следует считать мародерами, подвергать аресту и передавать их в военную прокуратуру. После этого я доложил о нашем конфликте и наших действиях. Наши действия были одобрены в принципе. Обещали прислать представителя прокуратуры.

— Вот и славно. Спасибо, Викентий Степанович: сняли с души моей камень. Пожалуйста, доведите это дело до конца. Кстати, что они там награбили?

— Какие-то гобелены, ковры, картины, средневековое оружие, хрустальную и серебряную посуду, ложки, чашки… Я не очень-то разбираюсь в искусстве, но, во-первых, это все не наше, немецкое; во-вторых, вряд ли представляет ценность для наших, то есть советских музеев. Скорее всего, брали для себя и для начальства.

— Судя по всему, так оно и есть, — согласился Матов.

— Но, должен вам заметить, Николай Анатольевич, лучше нам в такие дела не впутываться. Ну их к аллаху! Сейчас кто только не мародерствует, и на все закрывают глаза.

— Мы же с вами не мародерствуем, Викентий Степанович. И другим не имеем права позволять. Уже хотя бы потому, что кое-кто может присвоить себе и действительно художественные и прочие ценности. А посему попрошу вас с утра провести среди личного состава дивизии соответствующую разъяснительную работу. Будет стыдно, если на нашу дивизию падет хотя бы слабая тень обвинения в грабежах мирных жителей. Даже если таковые отсутствуют в городе. Но они ведь сюда вернутся и будут судить не только о нас, но и обо всей нашей армии по тому, каким мы оставим этот город после себя.