Жернова истории 3

Собрались на совещание в Колонном зале Дома Союзов зубры – не мне чета. Правда, многие моложе меня, но имена! Имена, которым в мое время посвящали большие статьи в энциклопедиях. Новый председатель Госплана, Глеб Максимилианович Кржижановский, привел целую плеяду – Струмилин, Базаров, Гартван, Громан, Осадчий, Таубе… Из Наркомзема пожаловали Макаров, недавно вернувшийся из-за границы Челинцев, Чаянов. Из Конъюнктурного института Наркомфина пришел его глава, Кондратьев. Вместе со мной из ВСНХ подтянулись Гинзбург, Трахтенберг, Каратыгин, Штерн и другие.

По моему персональному приглашению участвовал молодой экономист и философ Василий Леонтьев (жаль, что четырнадцатилетний Леонид Канторович только поступил на математический факультет Ленинградского университета). Леонтьев, несмотря на мои опасения, на приглашение откликнулся, и даже приехал из Берлина, но отнесся к участию в совещании безо всякого энтузиазма. Выяснилось, что получив разрешение выехать в Германию для учебы в аспирантуре Берлинского университета, он уже подумывает остаться там насовсем. Начав допытываться, что же побуждает его расстаться с Россией, узнаю про регулярные доносы со стороны своих же однокашников-студентов во время учебы, из-за чего его таскали на допросы в ЧК-ГПУ, так что не раз пришлось ознакомиться с подвалами на Гороховой. По конец своего повествования Василий помянул отказ опубликовать в "Анналах" его статью о соотношении нормативного и каузального подходов в науке. "Боюсь, нормальных условий для занятия наукой здесь не будет" – вот к какому выводу он пришел.

— Вы, голубчик, трудностей боитесь? Почему-то тысячи ученых, как с мировыми именами, так и без оных, находят для себя возможности заниматься наукой в Советской России, а вот именно у вас, значит, таких возможностей нет? — надо ломать его намерение уехать, и чем решительнее, тем лучше. — Несколько дураков и перестраховщиков, попавшихся вам на пути – это еще не вся страна. Скажу прямо – обещать, что больше таких не встретится, было бы глупо. Но и на них управу можно найти, вместо того, чтобы бежать куда подальше. Да ведь и вашу последнюю работу о балансе народного хозяйства за 1922/23 год, представленном ЦСУ, немедленно перепечатали в декабрьской книжке журнала "Плановое хозяйство"! Грех жаловаться!

Мой напор его несколько смутил, но вряд ли убедил. Надо дожимать:

— Борткевич в вашей берлинской аспирантуре, конечно, неплохой статистик, но, по отзывам Чупрова, у него не хватает базовых математических знаний, а в методическом отношении его работы совсем невозможно читать. Марков поэтому вообще предлагал отвергнуть его диссертацию. А у нас прекрасный математик Евгений Евгеньевич Слуцкий у Кондратьева в Конъюнктурном институте работает и, в отличие от вас, не скулит. У него бы вам поучиться.

Нет, кажется, и этим его не проймешь. Так, зайдем с другого конца…

— Вам, для более глубокого анализа баланса народного хозяйства, стоило бы обратить внимание на "Экономические очерки" Владимира Карповича Дмитриева. Там, скажу вам, есть такие идеи, которые становятся сейчас как никогда актуальными. — И тут я начал ему рассказывать как от коэффициентов прямых затрат можно перейти к коэффициентам полных, и не без труда выжал из памяти крайне корявое объяснение, как они линейными уравнениями описываются, а потом закинул идею про транспонироване матрицы прямых затрат (ну, а как это делается, я уже за давностью прохождения вузовского курса линейного программирования забыть успел напрочь). Вот когда у него аж глаза загорелись. Особенно, когда я добавил, что этот подход именно в плановом хозяйстве может найти широчайшее применение. Ну, все, думаю, теперь никуда не денется теоретик межотраслевого баланса, вытащу его из Берлина, и будет двигать вперед матобеспечение плановых расчетов.

Как и ожидалось, на заседаниях плановиков летели пух и перья. Кондратьев, горячась, доказывал, что Госплан занимается игрой в цифры:

— Что вы там высчитываете с точностью до второго знака после запятой? — запальчиво восклицал он. — Мы же не знаем с гораздо более приблизительной точностью даже размеры собранного урожая и поголовье скота. По урожаю ошибка может достигать и десять, и двадцать миллионов пудов! А уж предсказать, каков будет этот урожай на следующий год, когда погодные условия могут дать отклонение от средних цифр и на пятьдесят миллионов пудов, и больше, причем в обе стороны, мы вообще не в состоянии. Как скакнут при этом цены на хлеб, мы тоже не знаем. Соответственно, пляшут цифры хлебозаготовок и объема крестьянского спроса. Вы же тут на этом шатком основании выстраиваете точнейшие расчеты для каждого года на пять лет вперед, и называет все это перспективами развертывания социалистического строительства! План должен, прежде всего, ориентироваться на реальные рыночные возможности, на достоверный прогноз роста емкости рынка, и в первую очередь – объемов крестьянского спроса.

Ему отнюдь не с меньшей запальчивостью отвечал Струмилин: