Жернова истории 3

— Достаточно! — прерывает меня Дзержинский. — Подготовьте развернутый вопросник по вашим соображениям и завтра передайте его Мессингу. А вы, Михаил Абрамович, — повернулся он к Трилиссеру, — окончательный вариант вопросника – послезавтра ко мне на стол.

Страх перед нападением панской Польши, сыграл, думается мне, главную роль и в том, что "танковое совещание", на котором была принята трехлетняя танковая программа РККА, состоялось почти на год раньше, чем в моем времени. Конечно, и мои беседы с Фрунзе и Котовским как-то повлияли. Но без фактора польской угрозы никакие шевеления с моей стороны не сработали бы. Тактико-техническое задание на малый танк было выдано КБ Орудийно-Арсенального треста ГУВП ВСНХ уже к концу 1925 года. А сегодня у меня на работе раздался телефонный звонок. Собеседник поздоровался солидным басом. Не сразу (давно не беседовали!), но я узнал голос Котовского:

— Здравствуйте, Григорий Иванович!

— Не желаете взглянуть, какой у нас малый танк получился?

— Конечно, желаю! — какой же мужчина откажется поиграть во всякие смертоубийственные железяки?

— Тогда подъезжайте завтра утром ко мне, к семи тридцати. До встречи! — и в трубке раздался сигнал отбоя.

Ну, вот, напросился на свою голову! Это же в такую рань вставать придется! Мне уже расхотелось смотреть на малый танк, но отрабатывать обратно было неудобно.

Серым мартовским утром мы с Котовским и еще двумя командирами из Штаба РККА трясемся по дороге к станции Немчиновка – именно там проходят испытания новой боевой машины.

— Это уже второй образец, — поясняет мне по пути Григорий Иванович. — Первый еще той осенью испытывали.

— И как он вам показался?

— Вроде ничего, — тянет Котовский, — но комиссия замечаний написала целую кучу. Вот, на днях питерцы с "Большевика" новый танк прислали. Посмотрим, каков он в деле.

Импровизированный испытательный полигон недалеко от станции собрал немаленькую компанию. Там были и представители завода, и Орудийно-Арсенального треста, и Штаба РККА. Однако больших шишек, кроме Котовского, не наблюдалось. Сам танк уже урчит мотором, попыхивая сизым дымком выхлопа. Присматриваюсь. Вроде заметных отличий от знакомых мне фотографий и рисунков МС-1 (он же Т-18) и не наблюдается. Хотя… Сколько у него опорных катков? Шесть, как у первого прототипа, Т-16. А на Т-18 был еще и седьмой. Стоп-стоп! Не как у Т-16. Катки расставлены явно реже. Перемещаюсь ближе и обхожу танк со всех сторон. А, у него еще и корпус малость длиннее. Да еще и башня имеет кормовую нишу, как улучшенный вариант 1929 года. Мне только кажется, или у нее в самом деле габариты больше, чем на известных мне фотографиях?

Вместо пушки из башни торчит довольно ловко исполненный деревянный макет – издали не отличишь. Рядом – спаренные стволы 6,5-миллиметрового пулемета Федорова.

— А что с пушкой? — обращаюсь к Григорию Ивановичу. Тот подзывает к себе кого-то из технических специалистов, и, коротко переговорив с ним, бросает мрачным тоном:

— Не готова.

Наконец, танк издает утробное рычание, окутывается клубами дыма, и трогается с места, уходя на полигон. Хорошо что нет ветра и чуть-чуть пригревает мартовское солнце – а то на морозце, да еще в открытом поле можно было бы и простыть, дожидаясь окончания испытаний. Танк тем временем довольно резво – километров до пятнадцати в час, похоже, разогнался, — преодолевает заснеженное пространство, затем начинает борьбу с препятствиями – горкой, стенкой, рвом…

Судя по всему, дела идут примерно так же, как в известной мне истории. То есть немного поездить, пострелять, и худо-бедно преодолеть пехотные окопы машина может. "А на большее ты не рассчитывай…"

По окончании испытаний прислушиваюсь к разговору, который ведет группа производственников и конструкторов.

— …Нет, до 25 километров в час разогнать не удастся, — говорит один из них. — Он и двадцать не даст. Да ведь мотор-то до проектной мощности не дотягивает.

— Скажите спасибо, что он вообще этот танк тянет! — вклинивается другой. — Сколько мы с ним намаялись, пока он просто запускаться стал! Это чудо, что мы на своем оборудовании смогли такое изделие вытянуть. Простейшие контрольно-измерительные приборы едва выпросили. Гигрометра, аэротермометра – и тех не было. Спасибо, товарищ Микулин помог, выбил все-таки. А без них совсем труба была… — он махнул рукой.

Пока идет беседа, заглядываю внутрь через распахнутые створки люка механика-водителя. Гляди-ка, кресло похоже на что-то более или менее удобное для сидения, а не просто кожаная подушечка, набитая волосом. По крайней мере, небольшая спинка имеется.

Тем временем вступает в разговор еще какой-то специалист, и через какое-то время я догадываюсь, что это, наверное, представитель гастевского Центрального института труда, который, значит, по моему совету все же привлекли к проектированию. Работник ЦИТа начинает с претензий:

— Почему танк не оборудован нашлемным телефонным переговорным устройством?

— А где его взять? — отбивается представитель завода "Большевик". — Принесите, и мы его тут же смонтируем!

— И радио нет! — множит свои претензии гастевец.