Жернова истории 3 (СИ)

– Рассуждения Зиновьева о справедливости нельзя вообще брать всерьез, – нет, похоже, ее никакими аргументами не прошибешь. Личная неприязнь к Сталину и дружба с Зиновьевым перевешивают все. – В его устах – это чистая демагогия. Не человеку, собравшему вокруг себя подхалимов и проходимцев, которые с его благословения запускают обе руки по локоть в кассу Коминтерна, добывая себе и своему патрону средства на сладкую жизнь, рассуждать о попрании справедливости! Да и о поддержке мировой революции – тоже…

– Как вы смеете распространять эту грязную клевету про Григория Евсеевича! – ее лицо потемнело от гнева, а руки нервно зашарили по столу. Не нащупывает ли, чем бы эдаким, потяжелее, в меня запустить?

– Не приучен передавать слухи, – отвечаю спокойным сухим тоном. – Говорю лишь о том, чему сам был свидетелем. Но дело даже и не в этом. Зачем вообще нужно поднимать знамя внутрипартийного раздора? Чтобы вдрызг разругаться, и чтобы потом победители сводили счеты с побежденными? Вы этого хотите?

– Партийную линию необходимо выправить! – решительно заявляет мне секретарь ЦК и заместитель наркома просвещения.

– Склокой на съезде вы ничего не добьетесь, – меня охватывает усталость. Похоже, весь разговор впустую. – Впрочем, решение в любом случае за вами, – поднимаюсь со стула. – Всего хорошего. Очень не хотелось бы, чтобы в результате вас выкинули из Секретариата ЦК, потому что это повредит вашей, да и нашей общей работе по ликвидации неграмотности и подготовке кадров.

В квартире на Большом Гнездниковском появляюсь злой, как черт. На себя, в первую очередь. Никуда не годный из меня дипломат. Боюсь, что такой же облом будет и с Сокольниковым. И ведь до него еще добраться надо. А выходов на наркома финансов у меня нет. Конечно, можно пойти по официальному бюрократическому пути, но, во-первых, это потеря времени, и, во-вторых, не хотелось бы свою встречу с Григорием Яковлевичем делать слишком уж явной.

Когда, вымыв руки, сажусь за накрытый Лидой стол, она усаживается напротив меня. Поднимаю глаза, и вижу ее заботливый, слегка встревоженный взгляд. Чует, что со мной не все в порядке, но допрашивать не торопится. Хорошая мне все же досталась жена: не терзает вопросами, понимая, – все, что нужно, расскажу сам. Привыкли мы уже полностью доверять друг другу, ведь какая иначе семейная жизнь?

Вся моя накипевшая злость куда-то улетучивается. Быстро доедаю обед, встаю, пододвигаю стул и сажусь рядом с Лидой, обнимая ее за плечи и прижимаясь щекой к ее щеке, вдыхая запах ее волос… Так не хочется вываливать на нее груз своих проблем, но – надо! Нельзя таиться друг от друга.

– Боюсь я, Лида… – тихо шепчу ей на ухо.

– Боишься? Чего? – она берет мою голову в ладони и пристально смотрит прямо в глаза.

– Назревает большая драка в партии. Зиновьев и Каменев хотят отобрать большинство в ЦК и в Политбюро у Сталина, Рыкова и Томского. Недовольных результатами нашей политики среди партийных работников немало, и новая оппозиция старается объединить их вокруг себя, – начинаю объяснять жене причины своего беспокойства. – Но еще хуже то, что они стараются использовать карьеристские элементы в местных парторганизациях, по существу обещая им создать в ЦК своего рода «губкомовское большинство». А состав делегатов съезда фактически формируется как раз на уровне губкомов, так что от их позиции будет зависеть очень многое. Не хочется мне что-то проверять на деле, что станет с партией, когда ее руководство превратится в союз губернских секретарей, – осторожно высвобождаю свою голову из нежных рук Лиды и снова прижимаюсь к ней щека к щеке.

– Погоди! – она отстраняется немного и снова пытается заглянуть мне прямо в глаза. – У тебя, там – так и было?

– Нет, – качаю головой, – у нас Сталин оставался генсеком ЦК, и за четыре года обеспечил такой подбор партийных кадров на местах, что мог не бояться никакой оппозиции. Явное большинство делегатов съезда и все местные делегации, кроме ленинградской, гарантировано шли за большинством ЦК и лично за Сталиным. А теперь у оппозиции есть немалые шансы если и не переиграть большинство, то уж выторговать у него значительные уступки. При этом Зиновьеву с Каменевым как раз ничего не светит, а вот губернские секретари могут отхватить себе, в обмен на поддержку большинства, немалые посты в центральном руководстве и едва ли не решающее влияние на общепартийную политику. – В дальнейших рассуждениях необходимости не вижу. Главное сказано.

Лида, умница, тут же схватывает существо моих опасений:

– Это что же, ЦК может стать таким… такой… – она пытается на ходу подобрать точное слово, – такой местнической лавочкой?

– Станет, – киваю в ответ, – если большинство не сумеет переломить ситуацию. Главное – исключить саму возможность торга за руководящие посты под обещания «правильного» голосования на съезде, чтобы не превратить это в регулярную практику.

– Но ведь наши партийные чинуши точно станут торговаться! – с негодованием восклицает моя жена. – Что я их, не знаю, что ли?