– Вот и я не представляю, как большинству ЦК удастся избегнуть необходимости договариваться с руководителями губернских и республиканских делегаций на съезде, – тут у меня, по так и не изжитой вредной привычке, вырывается тяжелый вздох.
– А что же делать? – Лида явно расстроена нашим разговором.
– Как ты понимаешь, повлиять на позиции делегатов я не могу. Но вот с некоторыми крупными фигурами, сочувствующими оппозиции, можно было бы поработать. Вот я и попробовал сегодня поговорить с Крупской…
– И что? – не выдерживает даже короткой паузы жена.
– И ничего. Плохой из меня дипломат, – в раздражении дергаю щекой.
Но делать нечего, я должен попытаться оторвать наркома финансов от оппозиции, иначе потом буду есть себя поедом за упущенную возможность. Вот только как к нему подойти?
– Лида, а среди круга знакомых Михаила Евграфовича не может найтись кто-нибудь, кто близок с Сокольниковым? – жаль, сам Осецкий с Сокольниковым лично нигде не пересекался.
– Так папа сам у него служил! – тут же вырывается у моей жены.
– Где? В Наркомфине? – спрашиваю немного удивленно.
– Почему в Наркомфине? – теперь настает ее очередь удивляться. – Папа в девятнадцатом и в двадцатом несколько месяцев служил военкомом дивизии у Сокольникова в 8-й армии.
Да, точно, Сокольников же командовал этой армией, когда она взяла Ростов-на-Дону и Новороссийск. Помнится, он тогда еще обвинил 1-ю Конную в грабежах и мародерстве.
– Военкомом дивизии? – переспрашиваю вслух. – Так мы с ним, небось, в одном звании?
– В Красной Армии званий нет! – с легкой ноткой раздражения напоминает мне супруга. Да, это я маху дал. Вроде бы уже не первый год здесь, а вот поди ж ты…
– Виноват, в одной должностной категории, – тут же поправляюсь.
– Папу по возрасту даже на воинский учет не поставили, – поясняет Лида.
Когда дома появился Михаил Евграфович, уговорить его связаться с Сокольниковым стоило немалых трудов.
– Кто он, а кто я? – отбивался он от моей просьбы. – Да ведь даже и телефона его не знаю, ни служебного, ни, тем более, домашнего.
Домашний телефон и я тоже не знал, а вот служебный с готовностью продиктовал своему тестю, под обещание, что он завтра же с утра непременно свяжется с Григорием Яковлевичем:
– Хотя у нас чинопочитание уже глубокие корни пустило, но не думаю, что Сокольников от своего боевого товарища по гражданской отвернется, – втолковываю ему. – Тем более, что вы у него отнюдь не рядовым служили.
Долго ли, коротко ли, но на третий день Михаил Евграфович все же созвонился с наркомом финансов и уговорил его принять меня для приватной беседы.
В назначенное время подъезжаю к Сокольникову домой. На звонок дверь открывает изумительно красивая молоденькая еврейка. Так-так, значит, наш нарком уже успел жениться третий раз. И новую жену его зовут…
– Здравствуйте, Галина!
– Мы, кажется, незнакомы? – без тени смущения или кокетства, но с очень серьезным выражением на лице спрашивает она.
– Я-то с вами точно знаком, но до сих пор, увы, лишь заочно, – делаю намек на комплимент, а затем поясняю:
– Григорий Яковлевич любезно пригласил меня встретиться.
– Гаря! Это к тебе пришли! – кричит Серебрякова, повернув голову так, чтобы ее голос долетел вглубь апартаментов. И, обращаясь снова ко мне:
– Проходите, пожалуйста.
Разговор, как я и опасался, не заладился с самого начала. Едва я успел заявить, что опасаюсь нежелательных для Сокольникова последствий выступления вместе с оппозицией, как он резко прервал меня:
– Кто вас подослал? Куйбышев? Сталин? Так скажите им, что я своими политическими убеждениями не торгую!
– Конечно, не торгуешь! Ты их просто разбазариваешь! – от злости на себя и на упертого наркома перехожу на «ты» и на повышенный тон. – Ради сомнительного удовольствия публично облаять лично тебе неприятных людей ставишь под удар все, что было сделано тобой самим в ходе денежной реформы! Выскажу, значит, все, что думаю, а там – хоть трава не расти! Пусть горят синим пламенем и сбалансированный бюджет, и устойчивый рубль! Так, что ли?! – чтобы не сорваться на крик, шиплю, как рассерженный кот.
Скольников немного опешил от такого напора и вслед за мной также перешел на «ты»:
– Так чего ты от меня хочешь? Чтобы я сапоги этой братии лизал?
– Я хочу лишь одного – чтобы ты, как цербер, стерег устойчивость рубля и бездефицитность бюджета! – четко, размеренно, чуть не по слогам рублю эту фразу. – Настают такие времена, что ведомственный напор на бюджет возрастет стократ. Все будут требовать денег на индустриализацию – Сталин, Троцкий, Дзержинский, Пятаков, – и я вместе с ними, – Рудзутак, Фрунзе… А ты стой, как стена! Иначе рухнет наша финансовая система…
– Вот именно! – горячится Сокольников. – Эти деятели манкируют элементарнейшими правилами ведения финансового хозяйства. А ты хочешь, чтобы я их оставил в покое. Если съезд их не остановит…