Жернова истории - часть 1

Глава 16. Как я превратился в ремонтника и что из этого вышло

Несмотря на возросшую нагрузку в наркомате, из-за ухода в марте заместителя наркома Фрумкина в Наркомфин, не перестаю напряженно обдумывать свои следующие ходы в политической игре. Впрочем, замнаркома меня все же не сделали, назначили только и.о. Когда Леонид Борисович Красин, во время своего короткого набега в наркомат из Франции, где он подрабатывал полпредом, вызвал меня к себе, то пришлось выслушать из его уст буквально следующее:

— Тебя, Виктор, по твоим деловым качествам впору бы начальником Контрольно-ревизионного управления ставить. Но я же тебя знаю – ты ведь тут же успеешь испортить отношения с массой влиятельных людей, и, что еще серьезнее, с их покровителями в Кремле. Поэтому я тебя даже замнаркома утвердить не могу. Побудешь и.о., не обижайся. — Осталось лишь мысленно развести руками.

В общем, думал я, думал, и решил, что мною упущена международная политика. А ведь именно сейчас под нее закладывается такой подкоп, который в будущем будет способен обвалить очень и очень многое. Я вспомнил пресловутый тезис о "социал-фашизме". И задумал – ни много, ни мало, — противопоставить автору этого тезиса, Григорию Зиновьеву, тяжелую артиллерию в лице товарища Сталина. Мало ли, что Сталин сам напрямую заявлял, будто социал-демократия объективно есть левое крыло фашизма? Есть шанс, что при обострении отношений с Зиновьевым Иосиф Виссарионович будет рад ухватиться за возможность повернуть этот тезис против главы Коминтерна – чтобы тот не слишком зазнавался. Ну, а я в этом малость помогу.

Причем сделать это надо не только до начала V Конгресса Коминтерна, но и до начала XIII съезда РКП (б). На съезд Сталин должен придти с уже оформившимся подозрением, что Зиновьев хочет превратить Коминтерн в свою крепость для борьбы за перехват власти в партии.

Ну, вот – не успел разделаться с одной пишущей машинкой, как уже надо искать следующую! Но не на Сухаревке. Второй раз фокус с покупкой и последующим утоплением повторять не собираюсь. Слишком уж чувство страха гнетет.

Поэтому, заявившись в наркомат, первым делом отправляюсь к завхозу. Дело-то ведь такое, что секретаря не пошлешь. Машинок не хватает, особенно с английским шрифтом. С немецким еще есть несколько штук работающих, а с английским – всего одна, в канцелярии наркома, да, по слухам, еще новый замнаркома, Аванесов, где-то себе раздобыл (не иначе по линии ВЧК-ОГПУ, где он до того работал).

Так что, захожу сам лично к завхозу в подсобку, и интересуюсь:

— А что, Михеич, много у нас неисправных машинок на складе?

— Лежат, есть-пить не просят… — флегматично тянет Михеич, искоса посматривая на меня: мол, ты надо мной не начальство, не ревизия и не РКИ, что тебе от меня надо и какой тут твой интерес?

— Так чего же не чиним? — продолжаю я, хотя прекрасно знаю, что мастеров почти что нет, а те из частников, кто способен пишущую машинку из разбитого вдребезги хлама поднять, по госрасценкам работать не будут.

— Кому чинить-то? — ожидаемо откликается завхоз.

— Хоть бы и мне, — огорошиваю Михеича неожиданным заявлением. — Я ведь по заграницам не на курортах жизнь проживал, за всякую работу браться приходилось. Вот и в точной механике кое-что смыслю.

Михеич быстро схватывает суть дела и тут же выступает с контрпредложением:

— Только не думай, Виктор Валентинович, что я тебе ломаную машинку спишу, ты ее починишь, и себе заберешь! Так дело не пойдет. Хочешь – чини, я препятствовать не буду, да как починишь, мы ее, как исправную, по балансу честь по чести проведем. Одно могу обещать – закрепим за твоим отделом.

Лукавишь, Михеич, ох, лукавишь! Если прознают, что еще одна машинка с английским шрифтом объявилась, ее на коллегии наркомата делить будут, не иначе. Однако в данном случае это обстоятельство – не главное.

— Только пропуск на вынос ты мне все равно оформи. Сам знаешь – тут, у нас, ее чинить негде, да и нечем, — оставляю я за собой последнее слово, протягивая Михеичу плитку шоколада "Миньон", завернутую в газетку. — На вот, внучку угостишь.

Михеич, приоткрыв газетную обертку, тает, почти совсем как шоколад, и открывает передо мной двери склада:

— Ну, смотри, какая подойдет.