Жернова. Книга 2 (СИ)

— Аборигены частенько используют в качестве приманки пленных из других племен, обычно — сочных девок. Дети и старики слишком медленно бегут.

Стиснув зубы, Рунар грязно ругался про себя, проклиная себя, жрецов, сархов, Дивный лес и Бхаддуар.

— Пойдешь выбирать кусок жирного мясца для тсаккура? — позвал его Лизард, сверкнув жемчужными зубами, — или будешь размышлять о вечном? — Он встряхнул светлыми кудрями и расхохотался, увидев отвращение на лице брата. Напряженно улыбаясь, Лизард не торопясь осматривал каждую порху. Возбуждение прионса было заметно всем — раздутые ноздри, лихорадочный румянец, высокий, срывающийся голос. Наконец, он ткнул хлыстом в выпирающий живот беременную порху с набухшими грудями. Старый сарх удовлетворенно кивнул, заглядывая в лицо Лизарда: — Сочная, спелая приманка, сын Великой Милостивой. Господин не пожалеет о своем выборе…

Старику подали глиняный сосуд. Порхе запрокинули голову, сжали ноздри и, когда она открыла рот, сарх стал вливать ей в глотку остро пахнущую похожую на бурую грязь жидкость. — Что за гадость? — Лизард с мутными глазами и блуждающей полуулыбкой внимательно следил за давящейся порхой.

— Кифи — особый напиток, придающий сил, особенно при ранениях, боли и потере крови, — пояснил егерь. — Сархи веками используют эту дрянь. Чтобы приманка бежала резвей и продержалась нужное время, в нее вольют несколько мужских порций.

Когда женщина проглотила последнюю каплю, старик стиснул ей шею кожаным ошейником на длинной веревке и толкнул к главному сарху-загонщику. Вскочив на жилистого невысокого жеребчика, тот дернул веревку, потащив порху к лесу. Позади, свистя и улюкая, подгоняли женщину его помощники.

— Ваши Высочества желают направиться со звероловами за детенышами или же предпочитают быть с загонщиками и понаблюдать, как самка тсаккура охотится на порху? — спросил егерь.

— Я — за детенышами. — Рунар отвернулся, чтобы не видеть тяжело бегущую женщину, подгоняемую плетью.

Лизард часто дыша и облизывая губы, не сводил глаз с «приманки», и не отвечая, направил коня вслед за ней. Рунар видел, как егерь скривил губы в усмешке, угадав стыдные страстишки молодого прионса. Через несколько минут после того, как звероловы углубились в лесные заросли, Рунар услышал жуткий женский вопль. Предупреждая его вопрос, Педр махнул рукой, поясняя: — Приманка должна вопить как можно громче, чтобы взбодрить самку тсаккура…

Как только далекий глухой рокот барабана оповестил, что зверь среагировал на вопли жертвы и начал удалятся от своего логова, звероловы оживились. — Барабаны кричат, что можно подойти к лежбищу, Ваше Высочество, — заглянул в лицо хмурого Рунара егерь, — зверь пару часов будет занят обедом.

Перед глазами Рунара то и дело возникала картинка, как тсаккур мчится по широкому следу примятой травы, чуя сладкий, насыщенный страхом, запах крови и пота раненой жертвы.

К лежбищу хищника отряд двигался по узкой тропе, петлявшей между скрученными темными корнями, похожими на жирных змей, и Рунар ненадолго отвлекся от тягостных мыслей, проходя мимо сплетенных ветвей и колышущейся паутины рваных мхов по тропам, которые легко находили опытные следопыты сархов, чуявшие лес и его обитателей. Однако Рунар и сам отлично «видел» тропу, понимая, что идут они в верном направлении. Лес буквально вибрировал от переполнявшей его дикой яджу, и к концу дня Рунар устал от ее воздействия. Голову будто сдавливали клещи, глаза слезились, а канги на плече вздулся и болезненно зудел. Ирвинус и двое Непорочных, бредущие рядом, тоже, похоже страдали от силы Леса — они терли виски, скрипели зубами и сплевывали, истекая слюнями. А может, вовсе не Лес был причиной дурноты, а мучавшие его смутные подозрения, от которых он постоянно отмахивался, и которые, как зубная боль, мучали его все сильнее. Завтра они вернутся, и он немедленно представит родителям свою молодую жену… И разберется со своими мутными фантазиями…

Скоро они вошли в область гигантских деревьев, темно-лиловая листва которых полностью затмила небо и солнечный свет, создавая под кронами сиренево-серый сумрак. Однако, буйная растительность, казалось, не замечала отсутствия солнца, — с кустарников свисали гроздья желтых, багряных и синих цветов, испускавших густой приторный аромат, огромные стрекозы реяли вокруг, издавая надоедливый монотонный стрекот.

О «приманке» Рунар изо всех сил старался не думать, но надеялся, что сумеет настоять на серьезном разговоре с отцом и найдет способ изменить кошмарный ритуал. Его любимый Лаар — земля сытых, удовлетворенных жизнью людей, только их благополучие питается унижением и слезами рабов. Эта земля пахнет апельсиновыми садами, розами и кровью, морским ветром и безжалостным колдовством.