Жернова Победы: Антиблокада. Дробь! Не наблюдать!. Гнилое дерево

– Служу в инженерно-разведывательной роте первой гвардейской штурмовой дивизии в Осовце, товарищ профессор.

Он не знал, что затрагивает самую чувствительную часть души профессора: он родился в крепости, его отец строил второй форт. Охране было велено пропустить бывшего студента и гвардии младшего сержанта в одном лице. Профессор вытащил из стола старинные фотографии крепости и стал расспрашивать, что сохранилось, а что нет в крепости. Время за разговором пошло гораздо быстрее, профессор потащил его в аудиторию к студентам, которым Стас прочитал политинформацию о несокрушимой гвардии РККА, показал новенькую медаль «За отвагу», в красках расписал крайнюю боевую операцию и удостоился восторженных улыбок студенток, коих было большинство на ранее мужском факультете. Его приглашали туда и сюда, и на время он стал популярным, везучим и счастливчиком.

Но на обратном пути домой опять пришлось выслушивать замечания от патруля, командир которого «отпустил» девочек, пока воспитывал младшего сержанта. Самым яростным желанием было снять форму и просто походить по улицам. Отходив час строевым во дворе комендатуры штаба флота, уже в темноте он добрался до дома. Дома были все, даже дальние родственники. Мать прочла его записку и обзвонила всех. До начала комендантского часа отмечали его приезд, отпуск и медаль. Отец отсоветовал переодеваться, так как лиц мужского пола и призывного возраста останавливают на улицах гораздо чаще, чем военнослужащих. Бдительность! Через три дня сержант взвыл от тоски, так как делать было абсолютно нечего. Вести умные разговоры было не с кем: все либо работали, либо учились. За посещаемостью теперь следили очень строго, так что мимолетные встречи со студентками – это был тот максимум, на который он мог рассчитывать. Москва из шумного веселого города превратилась в осажденную крепость, где все было подчинено одному: порядку.

Решив все-таки посетить ту самую Танечку, которая жила неподалёку на Огородном или Стопани, окончательно вляпался в историю: часов двенадцать просидел в управлении НКГБ, так как Танечка завела шашни с кем-то из посольства, и ее комната была под надзором. Танечке сержантик был совершенно не интересен, и она дала ему от ворот поворот, а на обратном пути его и задержали. Пока проверяли, прошло немало времени. Родители уже стояли на ушах. Стаса к утру отпустили из управления на Лубянке, дружески посоветовав ему даже не приближаться к дому на Огородном. В тот же день сержант поехал на Белорусский вокзал и получил билет на поезд. Остатки отпуска он решил провести в Белостоке.

Опять прокуренный общий вагон, верхняя полка, та же самая публика, только инвалидов нет. Возвращающиеся, как он, отпускники и командировочные. Небольшие команды различных специалистов, остальным такие райские условия не положены: «шесть лошадей, сорок человек» – стандартная двухосная теплушка с печкой посередине. Здесь Стасу повезло: в Осовец в корпусной госпиталь ехал целый выводок молоденьких медсестренок. Познакомился со всеми, плюнул на то, что собирался немного потусоваться в Белостоке, и вместе с хохочущими девицами перевалился через борт GMC, идущего в крепость. Отпуск кончился.

Отпуск закончился не только для него, корпус тоже заканчивал переформирование, но отводился глубже в тыл, к Августово. Туда, где не хватило восемнадцати километров оборонительных сооружений, и куда ударили немцы, точно знавшие этот расклад. Там они прорвались, обошли лесными дорогами Копцевский УР, на котором не успели обсыпать доты, сбили охранение и выжгли их гарнизоны. В итоге дошли до Друскининкая, где уперлись во вторую линию обороны. Трижды предпринимались попытки выбить их с нашей территории и перерезать железную дорогу, по которой они снабжались. Но корпуса Гота отлично держали оборону, активно атаковали, как позиции у Гродно, так и пытались захватить плацдармы на правом берегу Немана. Ставка решила провести еще одну операцию силами двух фронтов. Особую сложность добавляла высокая концентрация немецких сил на этом участке: одиннадцать дивизий только у Гота, из них шесть моторизованных, а кроме них, здесь находились части 8-го корпуса, а чуть севернее стояли еще двадцать три пехотных дивизии, шесть танковых и моторизованных дивизий, шестьсот сорок шесть танков, четыреста тридцать пять боевых самолётов, тысяча двести орудий. И если бы стояли! Нет, они ломились через наши оборонительные позиции, и только наличие здесь нескольких полнокровных армий Красной Армии, в том числе четырех танковых корпусов, способных перерезать тоненькую пуповину у Вержболово, серьезно их сдерживало. И они зарывались в землю, создавая сплошную глубокоэшелонированную оборону.