Кроме того, лишь в День отдохновения для девушек готовили вкуснейшие блюда, десерты и напитки, и позволяли объедаться вволю. Только вот от переедания к вечеру многим девушкам становилось плохо, а ведь на следующий день — унылый и будничный — никто не освобождал заболевших ни от уроков, ни от трудовых занятий. Один раз испытав на себе последствия «обжираловки», как выразилась служанка, Айлин стала гораздо осторожнее вести себя за обильным столом Дня отдохновения. Она не забывала, как ее тошнило, как скручивало живот, пока ей приходилось намывать полы в длинных коридорах, и сколько раз ее рвало в стоящее рядом ведро, которое приходилось таскать туда-сюда, чтобы сменить грязную воду.
Когда Айлин исполнилось одиннадцать лет, и у нее впервые появилась кровь, ей, как взрослой девушке, велели посещать особые уроки, где учили следить за собой, а также умению держать себя с мужчинами разного возраста и статуса. Со временем уроки становились все сложнее и интереснее. Взрослеющим девушкам подробно рассказывали о мужской и женской анатомии и физиологии, подробности об интимном сближении, о том, как увлечь и удержать мужчину, оставаясь при этом хладнокровной и расчетливой. И никакой слюнявой романтики. «Романтика — это для пастухов и белошвеек!» — презрительно кривила губы Морна. И хотя это были лишь теоретические занятия с использованием больших картинок и восковых муляжей, но и они давали очень много находящимся в затворничестве девственницам, которые годами видели лишь слуг-евнухов. К четырнадцати летам воспитанница Айлин постигла все тонкости кокетства, взглядов и движений, нужных слов и умений приближать и отталкивать, льстить и обдавать холодом. И главное — добиваться желаемого.
Что касается наказаний, то все они были заранее были обговорены с родственниками учениц и одобрены главами семейств. Все провинности заносились в индивидуальную тетрадь, где указывался проступок воспитанницы и вид наказания. Айлин с содроганием вспоминала, как за непослушание ее били по ладоням и ступням, привязав к скамье, или сажали в темную холодную комнату на хлеб и воду. Как и всех прочих воспитанниц. Никто из них не избежал подобных строгостей. И хохотушка Гретта убивалась и рыдала, не в силах осознать, как же такое возможно! Возмущению служанки не было пределов — ну как же так — на ее оплошности смотрят сквозь пальцы, а маленькую благородную госпожу наказывают, как презренную порху, которая разбила посуду.
Но самым противным Айлин, как и остальные девушки, считала чистку уборных евнухов. От злости она прикусывала губы и старалась не дышать, когда ей приходилось полдня ползать на коленках вокруг вонючих туалетных дыр со щетками и тряпками. Гретта снова рыдала и приходила в ужас от того, что наследницу трона Лаара, будущую королеву, подвергают такому суровому обращению, с которым даже она — простолюдинка — не встречалась никогда в жизни. Служанка терпеливо дожидалась свою «любимицу-бедняжку-страдалицу» в коридоре, не смея помочь, ибо это было строжайше запрещено, и встречала с распухшим от слез носом и красными, как у кролика, глазами.
Однако, наставница Морна лишь пренебрежительно отмахнулась от причитаний Гретты, которая рискнула придти к ней с нытьем про тяжкую жизнь своей юной госпожи. А на уроке объяснила воспитанницам, что любое наказание, включая унизительное, принуждает избалованных дев к смирению и пониманию, что жизнь человека, в том числе и ноблесс, может перемениться в один миг, причем страшно и внезапно. И нужно научиться достойно встречать любой удар, не впадая в сопливое отчаянье, и находить выход из любых ситуаций, как и подобает высокородным особам.
***
Дикая жара, мучившая земли провинции Нибиру вот уже три недели, никоим образом не повлияла на привычный распорядок в Девичьих Садах. Накануне воспитанницы трудились на огородах под палящим солнцем, и единственной радостью было то, что им приходилось таскать в кадушках воду, которая обливала руки и ступни и дарила мимолетную прохладу. Двух дев унесли в лекарню — им стало дурно на солнцепеке— что, естественно, вызвало неудовольствие Морны, презрительно поджавшей узкий рот. Обычно она лишь радовалась любым погодным нарушениям, изыскивая новые возможности устроить воспитанницам испытания на прочность.
Но сегодня и Морна, и младшие наставницы, и слуги, и евнухи, и Хранительница Девичьих садов Куниберда находились в состоянии отчаянья. В цитадели произошло неслыханное — ночью, промучившись несколько часов, умерла хорошенькая прионса Фрейя — дочь благородного владетеля Ариании малхаза Мгер-Камари. Ужасное событие потрясло всех, поскольку подобное никогда не случалось в стенах Воспитательного дома. И, как считалось, не могло произойти в силу высочайших мер безопасности.