Жертва

Кейт попыталась изобразить Лору Чейз, и в голосе девочки появились надменные, будто рубленые, интонации. Каролина понятия не имела, насколько точно Кейт передразнивала жену Чейза, но воображение тут же нарисовало сержанту деятельную, агрессивную и старомодную особу. Каролина таких терпеть не могла.

— «Если ей нужны деньги, — продолжала Кейт передразнивать Лору, — дай немного и пускай уходит отсюда как можно скорее».

Каролина хотела сказать что-нибудь ободряющее, но так и не смогла ничего придумать. Она увидела, как Триш Магуайр снова гладит Кейт по плечу, и понадеялась, что это хоть немного поможет. Девочка судорожно сглотнула.

— Потом она повернулась ко мне и заговорила чуть-чуть помягче. Она сказала: «Я знаю, что Малкольм твой отец, однако он не может позволить тебе житье ним в одном доме. Я не хочу показаться злой, и все-таки будет лучше, если ты останешься с теми людьми, которые тебя вырастили. Ты меня поняла?» Я сказала, что, конечно, поняла. Сказала, что хотела только повидаться с ним, поговорить. Пообещала, что ничем не буду им обоим мешать и ничего от них не требую, в особенности денег. Единственное, чего я хотела, это познакомиться с отцом, хотя бы чуть-чуть.

Триш Магуайр хотела что-то вставить, но Каролина сделала знак не прерывать девочку и дать ей закончить.

— Тогда она снова заговорила со мной и казалась уже почти милой. Она сказала, что у Малкольма очень ответственная работа, поэтому репутация у него должна быть безупречная. Сказала, если люди узнают, что у Малкольма есть ребенок от женщины, которая сидит за убийство, это может разрушить всю его карьеру, а я ведь не хочу такого поворота событий.

— Ты, наверное, здорово рассердилась на нее? — спросила Каролина.

Кейт сначала удивленно приподняла брови, а затем кивнула.

— Ну да. Наверное. Просто в тот момент я так запуталась, что злиться было некогда. Я ответила, что нет, конечно, я не хочу разрушить его карьеру, хотя моя мама никого на самом деле не убивала и не должна сидеть в тюрьме. Тогда миссис Чейз улыбнулась и сказала, что она очень рада, что я оказалась такой благоразумной, и про нос-картошку она будто бы пошутила, и с радостью поможет мне с университетом, если я не разболтаю всем про отца.

— Все понятно, — сказала Каролина, когда к ней вернулся дар речи.

Судя по всему, Лора Чейз — самая настоящая стерва. Если кого-то и следовало застрелить, то ее, а не Малкольма.

— Потом она ушла, — продолжала Кейт, — а Малкольм заварил мне чаю и открыл коробку с печеньем.

Кейт улыбнулась и на секунду стала похожа на обычного ребенка, который искренне радуется какому-то пустяку.

— Печенье называлось «Шоколадный Оливер». Я спросила, где его можно купить, потому что я хочу отвезти такого же Милли и братишкам, а Малкольм велел забрать всю коробку с собой. Он был так добр ко мне, понимаете? Мы с ним поговорили про остальных детей, и он сказал, что сразу видно, как сильно они во мне нуждаются. Даже больше, чем он сам.

Триш наклонилась вперед и, к удивлению Каролины, спросила:

— Кейт, скажи, он спрашивал что-нибудь о твоем официальном отце, об Адаме?

— Да, немного.

Кейт выглядела такой же удивленной, как и Каролина. Вся ее радость мгновенно испарилась.

— А почему вы спрашиваете?

— Просто интересно. Они ведь были знакомы друг с другом, когда твои родители обручились, разве нет?

— Я не знала.

— Ну ладно. Сейчас это не важно, — сказала Каролина, выразительно посмотрев на Триш. Прежде чем прерывать, вспомнила бы, что допрос ведет не она. — А что он говорил о твоей маме?

— Говорил, что очень сильно любил ее, а понял это, только когда было слишком поздно.

Кейт снова прижала скомканный платок к глазам и всхлипнула.

— А зачем вы спрашиваете? Я ведь рассказала все Триш вчера вечером.

— Я знаю, Кейт. Мне необходимо услышать это именно от тебя, а не от Триш. Вспомни, пожалуйста, когда ты разговаривала со своей мамой в последний раз? Какого числа она рассказала, что твой отец уговаривал ее сделать аборт?

Кейт замерла, положив руки на колени, а из ее глаз снова потекли слезы. Она молчала. Триш удивленно подняла брови и уже открыла рот, чтобы опять встрять в беседу, но, к счастью, вовремя прикусила язык. Обе — и Триш, и Каролина — терпеливо ждали. Кейт залилась румянцем и опустила голову так, чтобы длинные волосы свесились вниз и закрыли все лицо.

— Кейт, — твердо сказала Каролина, — ты знаешь, что обязана сказать мне правду.

— В пятницу, — ответила Кейт, подняв наконец голову.

В ее огромных глазах стояла боль, а слезы лились все быстрее и быстрее. Каролина вышла из кабинета, чтобы принести бумажные носовые платки.

Вернулась она с маленькой нераспечатанной коробкой «Клинекса» и спросила:

— В последнюю пятницу или в ту, что была за неделю до убийства?

Кейт снова покраснела, выдав себя с головой. Триш подалась вперед, но Каролина не позволила ей вмешаться.

— Кейт?

— За неделю до убийства, — ответила Кейт и заплакала навзрыд, как ребенок, который при помощи слез надеется избежать наказания.