Жертва 2117

– Не сейчас. Но если это дело затянется, я хотела бы, чтобы он вернулся домой.

– Хорошо.

– Ладно, вернемся к моей теории. Ты права, у меня есть предположение. Подумай, когда самый обыкновенный парень в возрасте двадцати двух лет может использовать выражение «perseverando», то есть «быть упорным»?

– Я думаю, что никогда.

– Вот именно. Если только не иронизирует. Говорит в шутку и при этом чувствует себя совершенно свободным. Ты меня понимаешь?

– Не совсем. Ты хочешь сказать, что это не его выражение?

– Это ЕГО выражение, но не интернат внушил ему это, а родители. Я же говорю, он – единственный ребенок в семье, и его мать или, более вероятно, его отец обращались к нему со множеством требований, и в результате он почувствовал себя ущемленным и возненавидел по этой причине весь мир.

Да, Роза прекрасно знала, о чем идет речь.

– Конечно, все это внушения отца, которые вколачивались в него постоянно: «Держись, мальчик, продолжай, никогда не сдавайся» и прочее дерьмо. Я хорошо понимаю, о чем ты говоришь.

Мона долго молча смотрела на Розу, она догадывалась, о чем та думала. Розе крепко досталось в жизни из-за отца, последствия были фатальными.

Мона тяжело вздохнула:

– Да, думаю, это благословенное слово сначала вбивали в голову отцу, а потом он стал вбивать его в голову своему сыну. Мальчик разочаровал его, потому что не желал жить по закону «perseverando», это перешло в отсутствие взаимного уважения и ненависть между ними. Так я это объясняю.

– Значит, в школе-интернате учился отец?

– Да, думаю, что так и было.

– Но поиски от этого не становятся легче, Мона. Кто он, этот человек? Любой персонаж мужского пола в возрасте от сорока с небольшим и старше, который учился в этой школе. А таких ежегодно может быть двести человек или того больше. Я не выясняла, сколько учеников в течение года посещают эту школу.

– Я знаю, что этим путем идти нельзя, потому что нет времени. Но ты можешь предъявить эту информацию парню.

– Как?

– Вы скажете, что знаете, где учился его отец. В школе-интернате в Багсвэре. И скоро вы установите личность парня. Добавьте, что понимаете, как тяжело было иметь такого отца. Что очень грустно и одиноко в доме без братьев и сестер, которые могли бы стать поддержкой. Вы знаете, что мать никогда его не защищала, когда отец приставал к нему со своими вечными указаниями.

Она еще подумала, потом продолжила:

– Не забудьте сказать, что смягчающим обстоятельством будет явка с повинной, особенно с учетом такого психического террора, которому он подвергался. Он должен немедленно освободить мать и тем самым показать свое желание найти приемлемое решение. Подчеркивайте все время, что у вас нет никакой симпатии к его отцу, который при любом раскладе мерзавец. Может быть, это спасет жизнь матери. А на кого еще он может излить свою злость?

– А как насчет фотографии с жертвой на стене? Что ты об этом думаешь?

– Я думаю, это его реакция на всеобщее безразличие. Безразличие, которое он встречал и сам проявляет по отношению к окружающим. Он использует его как своего рода оружие. Он хочет поразить им еще большее безразличие, в котором виновато все человечество.

– Вау, – сказала Роза.

– Не исключено также, что жертва двадцать один семнадцать напоминает ему о ком-то, кого он любил. Того, что я сказала, достаточно, чтобы войти с ним в контакт. А если это произойдет, то вы лучше других доведете дело до конца.

– Мы попробуем. Спасибо, Мона. Я могу тебя как-то отблагодарить?

Она кивнула:

– Ты можешь присмотреть за Людвигом? Сделаешь это для меня? Матильда относится к Людвигу так же заботливо, как тигровая акула, эмбрионы которой еще в утробе матери сжирают своих братьев и сестер. Матильда именно такая. Ну, что скажешь?

Роза проглотила комок в горле. Надо было реагировать немедленно, потому что Людвиг – бомба, которая может разнести ее квартиру в пух и прах.

– Ты можешь пожить в моей квартире, Роза.

Роза снова сглотнула. Нет, это перебор.

– Знаешь, Мона, – сказала Роза, а в это время ее мозг раскалялся в поисках выхода, – у меня есть предложение получше. Гордон будет забирать мальчика из школы, у него же он будет и жить.

В качестве платы ей придется переспать с ним раз или два.

43 Хоан

День третий

Хотя все происходило почти беззвучно, утренняя молитва разбудила его. Всегда в одно и то же время. Может быть, именно эта особенность его тюремщиков пугала Хоана больше всего. Абсолютная дисциплина по любым вопросам, касающимся веры. Она управляла их жизнью и мыслями в такой степени, что ему трудно было это понять. Иногда он им даже завидовал. В Барселоне священник, вводивший его в таинства католицизма, не смог приобщить его к тому коллективному началу, которое объединяет истинных католиков.

Сейчас звуки из комнаты по соседству свидетельствовали о прямо противоположном. Общий дух делал их равноправными, давал им надежду на райское существование в следующей жизни, и поэтому жизнь на этой несчастной земле казалась им более терпимой.