Жертва 2117

На внешней галерее у грязных окон квартиры Розы уже лежала новая стопка газет. Если считать, что жители квартала каждый день приносили ей около шести килограммов прессы, то получалось более двух тонн в год; и дорога к контейнеру для бумажных отходов не принадлежала к числу любимых маршрутов Асада. Ну и ладно, соседи хотели добра, а Роза находила отдохновение в работе с газетными вырезками, так почему бы и нет? Неплохо уже то, что люди приносили к окну ее кухни не все свои печатные издания, как это было год тому назад. И разброс был весьма велик, Асад вынужден был это признать. У нее хорошо были представлены не только датские издания, но и немецкие, английские, испанские и итальянские журналы и газеты от иностранцев, живших неподалеку, что прекрасно отражало многообразие новостного потока.

Роза сидела в комнате спиной к окнам, выходившим на поросший травой луг, и, как обычно, занималась своими вырезками, которые лежали перед ней кучками. Это был весь ее мир. Она слишком долго была прикована к собственному туалету, став заложницей нескольких жестоких молодых женщин, и после этого так и не вернулась к обычной жизни. С тех дней прошло два года. Тогда Розе было тридцать шесть лет, а сегодня ей можно было дать сорок пять. Лишние двадцать килограммов на бедрах и на ногах давали себя знать. Тромбы в сосудах ног после жесткой фиксации. Поиски утешения в еде. Антидепрессанты. Все это сделало свое недоброе дело.

Асад бросил пакет с покупками и пачку газет на пол у кухонного стола, сунул ключи в карман и сказал «привет» только тогда, когда Роза посмотрела на него. Ее реакция не отличалась быстротой, но других отклонений у старушки Розы не было.

– Ну, как погуляла сегодня? – пошутил он, криво усмехнувшись, потому что она, конечно, не гуляла. Мир вне дома для Розы больше не существовал.

– Купил мешки для мусора? – спросила она.

– Да, – сказал Асад и распаковал свою добычу.

Четыре рулона прозрачных мешков, их хватит на четыре-пять недель.

– Я принес консервы, Роза. Тебе придется продержаться на них пару дней. Поэтому я и пришел сегодня второй раз.

– Какое-то расследование?

– Нет, не это. Косвенно мое дело связано с Ларсом Бьорном. Ты уже все знаешь? – сказал он и, подойдя к радио, убрал звук.

– В новостях по радио упоминали об этом, – сказала она без признаков волнения.

– Ладно. Я тоже услышал это в новостях авторадио.

– Ты говоришь «косвенно»? – Она отложила ножницы, скорее из вежливости, чем из-за особого интереса.

Асад сделал глубокий вдох: придется ей все рассказать.

– Да, это очень плохо и для меня тоже. Его брат совершил самоубийство после того, как жена Ларса Бьорна позвонила ему и сказала, что Ларс умер.

– Позвонила эта… – Роза приставила палец к виску и покрутила. – У нее никогда не было ума, у этой глупой курицы. Самоубийство, говоришь. Не думала, что кто-то настолько мог любить Ларса Бьорна.

Ее сухой смех и язвительность обычно приводили Асада в хорошее настроение, но сейчас было не так. Она заметила его реакцию и отвернулась.

– Я кое-что изменила здесь, ты заметил?

Взгляд Асада скользнул вдоль стен. Две из них были по-прежнему заставлены от пола до потолка коричневыми архивными коробками с систематизированными вырезками, а на третьей стене вокруг телевизора был создан большой коллаж из вырезок, прикрепленных скотчем. Ни одна тема, по-видимому, не ускользала от Розы, и негодование ее отчетливо ощущалось во всем. Это были темы транспортной безопасности на стройках в Копенгагене, забота о животном мире, королевская семья. Но больше всего места было отведено нападкам журналистов на неудовлетворительную работу чиновников, коррупцию и безответственность политиков. Ничего нового Асад не заметил.

– Я вижу, Роза, – тем не менее сказал он. – Сделано хорошо.

Она нахмурилась.

– Ничего хорошего, Асад. Данию уничтожили, ее больше нет. Ты что, не понимаешь, что ее больше нет?

Он закрыл руками лицо – придется все рассказать. Может быть, она поймет.

– Роза, брата Ларса звали Йесс. Я знал его почти тридцать лет. Нас много что связывало, хорошего и ужасного. Теперь мне надо пару дней побыть одному, чтобы все обдумать, понимаешь? Смерть Йесса перетряхнула мою жизнь.

– Воспоминания приходят, и уходят, и возвращаются снова, Асад. Их нельзя просто забыть или не впустить, особенно плохие, об этом я знаю все.

Он посмотрел на нее и вздохнул. Почти два года назад эти стены были обклеены горькими цитатами из дневников Розы. Такими мучительными, что однажды в пьяном виде она призналась ему, что совершила бы самоубийство, если бы ей не препятствовали ее похитители. Поэтому Роза знала, как память копит события жизни, которые было бы лучше забыть.