Жертва

– О царе тоже не следует беспокоиться. Будет царство, найдется и царь. Больше надо думать, как освободиться от друзей и врагов, как бороться с князьями, надевшими чалмы не только на себя, но и на свои замки.

Квливидзе порывисто пододвинул скамью:

– Прямо скажи, Георгий, если жалеешь грузин, почему в бою у Горисцихе обнажил шашки? Почему с персами пилав кушаешь? Если стараешься для персов, почему Уплисцихе не окружил? Ты мне большими делами усы не крути, я о них сам позабочусь. Открыто скажи, с чем пришел? Враг? Друг? Всех запутал! Тебя уже никто не может понять!

– Очень жаль, что ты, азнаур Квливидзе, меня не понял, – сухо сказал Саакадзе. – Сейчас идем по скользкой тропе – неверный шаг, и все свалится в пропасть. Необходимо обезоружить князей их же оружием. Чалмы можете не одевать, но все азнауры, молодые и старые, Верхней, Средней и Нижней Картли должны явиться с покорностью к шаху Аббасу.

Едва дослушав, Квливидзе вскочил:

– Если азнауры меня спросят, скажу: кто раз грузинское достоинство потерял, на уважение народа рассчитывать не смеет. Народ беднее князей, а какую встречу оказал шаху-собаке? Одни босые ноги унес в снежные горы, а ниц перед персом не пал.

Наступило молчание. Неясные тени расплывались на сводах духана. Буйный ветер, скатившийся с гор, настойчиво дергал ставню, силясь вломиться в притихший духан. Но старый дуб, верный страж у окна, защищал его могучей грудью. Старый дуб гудел и стонал и все настойчивей стучал веткой в ставню, словно звал на помощь.

В очаге духана тихо потрескивали сухие обрезки лоз.

«Вот смесь благородства и ограниченности ума», – думал Саакадзе, пристально вглядываясь в отважного азнаура. Но Квливидзе убедить ни в чем нельзя, от своих наследственных устоев он никогда не отступит, спор бесполезен, но он единственный, кого сейчас слушаются азнауры, а что еще важнее – ему верит народ. Придется искать другой путь, а Квливидзе надо сохранить.

– Вот что, друг, тебе здесь оставаться опасно. Князья хорошо осведомлены, кто обнажил шашку у стен Гори. Скройся с семьей на время в Имерети и жди моего сигнала.

Георгий поднялся, накинул бурку, положил перед Квливидзе тугой кисет с золотыми монетами, подал руку мествире и быстро вышел.

Эрасти выбежал следом. За окном уныло звякнул конский убор, и послышался торопливый цокот.

Долго сидел в глубокой задумчивости Квливидзе и вдруг с просветлевшим лицом сказал:

– Э-э, Нодар, он снова наш! Скоро будем вместе охотиться на крупного зверя.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Ленивый весенний снег кружится над Горийской крепостью. Здесь размещены сарбазы и их начальники. Сарбазы ловят снежинки, смеются и зорко поглядывают вниз на извилистую тропу.

В просторных верблюжатниках лежат на соломе, поджав ноги, верблюды. Они смотрят на снег, поеживаются и жалобно кричат.

В царском дворце разместился шах с четырьмя законными женами, с их прислужницами, черными и белыми евнухами и большой свитой.

Ханы заняли просторные дома на улице «Трех чинар». Окруженные сарбазами и стражей, эти дома превратились в укрепленные крепости.

«Дружина барсов» разместилась в просторном помещении с куполообразной крышей, окруженном высокой каменной оградой, по ту сторону которой находился сад Саакадзе. На восточной стороне устроились Хорешани и Дато.

Георгий, Папуна, Нугзар и Зураб поселились в доме с широкой резной террасой, обвитой плющом. Сюда стремилась Русудан. Но Георгий, боясь предательства и шаха и князей, спешно восстанавливал для Русудан Ностевский замок: там через потайной ход всегда можно скрыться даже на конях.

Общий дом в Гори и наличие многочисленных слуг избавили «барсов» от присутствия стражи и сарбазов. Тут, расставив своих часовых и волкодавов, откупленных ими у владельца дома, «барсы» дышали свободно.

Дом Саакадзе окружен сарбазами. Персияне и грузины, составляющие свиту Георгия, заполняли помещение. «Большой сардари-куль», как его называли персияне, был недоступен никому, кроме «барсов», ханов и присланных гонцов от шаха. Этой мерой Саакадзе ограждал себя и от мстительных грузинских князей.

Саакадзе радовала близость «барсов». В стене, примыкавшей к дому Саакадзе, «барсы» прорубили калитку, через которую сообщались с Георгием. Через эту калитку с трудом пролезал Саакадзе, по ночам нередко посещая «барсов» и посвящая их в свои сокровенные намерения, кроме одного: не надо преждевременно обременять друзей опасным замыслом.

Вокруг Гори растянулась цепь сарбазов: ни выехать, ни въехать в Гори нельзя без разрешения Али-Баиндура. Правда, в Гори из грузин никто, кроме князей, предавшихся шаху, не въезжал, но зато сколько не успевших скрыться стремились незаметно покинуть Гори. Их ловили. Если это был купец, то весь товар забирали в шахскую казну, а самого били шелковым жгутом по пяткам и бросали в яму до выкупа. Если это был «простой народ», нещадно били по пяткам палкой, а затем объявляли пленником.