— Нет, Кинумэ. Ты сама знаешь, что это неправда. Ты отлично знаешь, что Эстер жила в маленькой комнате наверху. Ты видишь, теперь тебе незачем лгать.
— Эстер умерла, — упрямо твердила Кинумэ.
— Да, Кинумэ, умерла Эстер. Но она умерла только несколько дней назад. Полицейские нашли ее тело в другом городе, недалеко отсюда. Ты понимаешь?
Японка некоторое время с ужасом смотрела в глаза доктору Макклуру, а потом залилась слезами.
— Теперь ты больше не должна лгать ради кого бы то ни было, — продолжал доктор. — Кинумэ, у тебя осталась только Ева, Кинумэ.
Но старушка была слишком поглощена своим горем, чтобы уловить тонкий намек западного человека. Она плакала и стонала.
— Мисси умерла. Эстер умерла. Что теперь будет с Кинумэ?
Терри прошептал Эллери:
— Бесполезно. Она ничего не поняла.
Инспектор одобрительно отнесся к словам доктора. Он позволил ему отвести ее к кушетке. Кинумэ села и в горе стала раскачиваться из стороны в сторону.
— Ты не беспокойся о том, что будет с тобой, Кинумэ, — продолжал внушать ей доктор. — Хочешь теперь заботиться о Еве?
Кинумэ сквозь слезы кивнула.
— Кинумэ заботилась о матери Евы. Кинумэ будет заботиться о Еве.
— Защищать и беречь ее от беды, — шептал ей доктор. — Да, Кинумэ?
— Я буду заботиться о Еве, доктор Макклур.
Доктор встал и подошел к окну. Он сделал все, что мог.
— Кинумэ, — спросил Эллери, — это Карен не велела вам никому говорить о том, что Эстер жива и находится в этом доме?
— Мисси сказала не говорить. Теперь мисси умерла, Эстер тоже.
— Ты знаешь, кто убил мисси, Кинумэ? — спросил инспектор.
Она в удивлении подняла заплаканные глаза.
— Убил? Кто убил мисси?
— Эстер.
Кинумэ, широко открыв рот, обвела недоумевающим взглядом всех присутствующих. И снова стала плакать.
В дверях спальни показалась Ева.
— Я не могла… я не могла дотронуться там ни до одной вещи. Там так тихо. И что это со мной случилось?
— Подойдите сюда, детка, — начал Терри, — и не…
Но Ева подошла к Кинумэ, села рядом с ней и обняла плачущую японку.
— Не беспокойся, Кинумэ. Мы тебя не бросим.
— Слушай, — начал инспектор, садясь на кушетку по другую сторону от японки. — Ты хорошо помнишь, что было в понедельник, Кинумэ? Когда мисс Карен послала тебя вниз за почтовой бумагой? Ты помнишь?
Кинумэ ответила кивком головы. Она все еще плакала, спрятав лицо на груди Евы.
— Скажи, Кинумэ, почему мисс Карен послала тебя за бумагой вниз? Она ведь знала, что наверху в мансарде у нее много бумаги. Она что-нибудь говорила тебе?
Кинумэ села, открыв свое изможденное желтое лицо. Трое мужчин, затаив дыхание, ожидали ее ответа. Теперь все зависит от Кинумэ. Все…
— Мисси не могла идти комнату Эстер, — сказала Кинумэ.
Итак, все проиграно. Все их усилия пошли впустую. На кушетке, словно окаменев, сидела Ева, как узница в ожидании смертного приговора.
— Она не могла туда пойти?
Инспектор был озадачен. Потом он молча оглядел присутствующих. Инспектора поразило их напряженное спокойствие. Терри Ринг — затаил дыхание. Доктор Макклур — стал похож на покойника. Эллери — был слишком спокоен и напряжен. Ева Макклур…
Он с силой потряс руку японки.
— Как это она не могла пойти в комнату Эстер? Скажи мне, Кинумэ! Почему она не могла пойти? Ведь дверь была открыта? Да?
Да. Бедняжка Кинумэ была глуха к обертонам, она не поняла внушаемую ей мысль: «Да, скажи, что она была открыта. Скажи, она была открыта». Но эта мысль не достигала сознания японки. Она опять стала раскачиваться и проговорила:
— Но дверь не открывалась. Задвижка крепко засела. Мы не могли открыть.
— Какая дверь? Покажи мне.
Кинумэ послушно встала, демонстрируя свое искреннее желание помочь инспектору, и подошла к двери в мансарду. Она ткнула своим сморщенным пальчиком в дверь. Для Евы, буквально приросшей к кушетке, это было равносильно нажатию кнопки электрического стула. «На сей раз, — тупо думала она, — все. На сей раз конец».
Инспектор Квин глубоко вздохнул.
— Крепко засела? Да? Вы никак не могли отодвинуть эту задвижку?
— Крепко засела, — повторяла Кинумэ. — Мисси пробовала открыть. Не могла. Мы пробовали, пробовали. У нас нет много сил. Мисси сходила с ума. Сказала: «Кинумэ, иди вниз, принеси почтовую бумагу». Она хочет писать письмо. Кинумэ ушла.
— Это было как раз перед тем, как пришла Ева?
— Потом пришла Ева. Кинумэ скоро принесла бумагу.
— Теперь я понял, — сказал инспектор.
«Понял, — думала Ева. — Наконец-то он узнал правду. И теперь неважно, что написала моя мать, он наконец-то добрался до меня». Инспектор смотрел на Еву, и ей казалось, что он смотрит на нее тысячью глаз, так проницателен и беспощаден был его взгляд.
— Значит, вы все-таки прокатили меня на карусели, милая дамочка? — сказал инспектор. — Но уверяю вас, это был мой последний круг. Да и ваш тоже.
— Слушайте, инспектор, — начал в отчаянии Терри. — Она все перепутала…