— Тут, наверное, скорее всего. Сашка здесь многих держал, не угодных прятал. Он вообще сволочь! Превратил дом наш родовой — в какую то явку преступную.
— Так вы знали, что Ирина, вас не возьмет?! С собой.
— Да, я догадывалась и думала при удобном случае убежать. Ирина тоже очень страшный человек — она даже вроде любя свою мать. И мою подругу. Поверьте, я успела полюбить Зинаиду Павловну. Так вот Ирина использовала ее, ее болезнь. Она не останавливалась не перед чем!
— А куда могла она пойти, к кому обратится, где ее искать?
— Хм, не знаю, она не сказала. Единственное что говорила на последок — мол, сидите и ждите, пожрать вон оставила и воды, — Маркова кивнула на маленький столик в углу, на котором, лежали банки с консервами и стояла большая, пластмассовая бутылка, с минералкой.
Тут подал голос Матвей. Он, отстранившись от Сергея, громко сказал:
— Я знаю! Она сказала, что пошла сначала отдать долг, а потом купить билет на автобус междугородний. На автобусе проверок нет.
— Какой долг, денежный? — переспросил его Стас.
— Не, она сказала, что один человек остался без расплаты.
Стас хлопнул себя по ноге и крикнул:
— Черт, она пошла к Нине, я это чувствую! Искать ее — она и пошла!
Нина лежала на больничной кровати. Уютная двухместная палата святилась белизной чистого кафеля и блеском никелированных дуг кровати и штатива капельницы. Тишина больничного убранства нарушалась голосами медсестер и скрипом каталок в коридоре. Нина обвела палату взглядом. Соседняя кровать была аккуратно заправлена. Нина хотела поднять руку, что бы привстать с постели, но ее не пустил щупалец капельницы, который, острой иглой, впился в вену. Прозрачная толстая нить трубки уходила в верх по штативу — к небольшому бутыльку с лекарством. Нина посмотрела на емкость и увидела, как маленькие пузырьки от воздуха мечутся за стеклом флакона. Женщина расслабилась и откинулась на подушку.
Господи! Какой страшный февраль ее жизни! Такое развитие, страшное развитие событий. Горе и гнев, беда и любовь предательство и подлость, смерть и отчаяние! Жизнь, этот бренный короткий, момент существования души в ее теле, такой мучительный и тягостный! Нина верила в бога, ее сознание просила у создателя спокойствия. Сын, ее единственный сын! Эдик. Мальчик так и не ставший мужчиной, юноша — запутавшийся в своих внутренних противоречиях. Эдик, где сейчас его душа?! Господи, прости его за грехи его! Он не виновен в своих поступках! Неужели, неужели Ирина говорила правду?! Проклятая секта, проклятые люди — толкнувшие шестнадцатилетнего мальчика на богохульство! Господи дай силы!
Нина левой рукой нащупала маленький нательный крестик на груди и закрыла глаза. Мягкие волны сна обволакивали ее. Нина погрузилась в полудрему. Слишком много сил и нервов отняли у нее последние часы.
Она очнулась от прикосновения металла ее коже. Слабое жжение в районе предплечья заставило приоткрыть лаза. Нина увидела перед собой женщину в белом халате, колпаке и марлевой повязке на лице. Она склонилась над Ниной, ставя укол ей в руку. Маленький, пластмассовый шприц, зажатый в белой перчатке — выдавил из своего чрева лекарство. Нина не испугалась, а лишь слабо улыбнулась.
— Что вы мне ставите? — спросила она у медсестры.
Но та ничего не ответила. Посмотрев на иголку шприца, медсестра выпрямилась и бросила его в угол палаты на пол. Нина удивилась такому поведению медички. Сорить в палате, которую будет убирать ее коллега! И тут Нина вздрогнула. Какое то не хорошее предчувствие прогнало расслабленность и полудрему. Нина взглянула в глаза медсестры. И хотя лицо прикрывала марлевая повязка, Нина узнал этот взгляд, полный ненависти и злобы. Нина подняла руку, увлекая за собой шланг капельницы. Ее иголка выскочила из вены. Из нее забил фонтанчик лекарства. На руке выступила капля крови и упала багровой кляксой — на белую простынь. Медсестра медленно стянула повязку с лица. Это была Ирина. Она зловеще улыбалась и приложив палец к губам прошептала.
— Тсс, тихо! Тихо не надо кричать, все равно тебе уже никто не поможет! Сейчас лекарство, начнет действовать и ты просто уснешь, уснешь, и все! Но, прежде, чем ты потеряешь сознание я хочу тебе на последок сказать, что все в этой жизни имеет цену, за которую приходится платить! Ты влезла в мою жизнь, а я за это заберу твою — вот такой бартер.
Нина попыталась ей, что-то сказать в ответ, но не смогла, она почувствовала, что ее голосовые связки не слушаются команд мозга.
— На этот раз, все кончено, тебя уже никто не спасет! Лекарство уже в крови — это сильный и хороший наркоз! Я, ввела тебе очень большую дозу. Ты просто не проснешься.
Нина с ужасом поняла, что действительно на этот раз зло победит. И ей стало жаль, причем жаль не себя, не своей жизни, а жаль этого несправедливого конца, несправедливого завершения ее мук! Нина закрыла глаза, но не смогла даже заплакать. Слез не было. Она лишь судорожно вздохнула, пытаясь, словно на прощание втянуть в легкие как можно больше воздуха — последнего воздуха из этой жизни.