Жертва особого назначения

Почти весь первый год оккупации он занимался частным извозом, но потом к нему пришли американцы. Оказалось, что эта история с расстрелом баасистов стала известной и перевела его в разряд «благонадежных». А американцам нужны были благонадежные – в стране, где не было вообще ничего благонадежного.

Он начал снова, с нуля, с должности командира танка – и в этой должности прошел переподготовку в американском Форте Беннинг. Один из первых он получил новейшие, заказанные в США танки «М1 Абрамс», точно такие же, как и те, из которых их крошили при «73 Истинг». Потом, когда пришли русские, его дивизия стала единственным эксплуатантом этих танков: их собрали в одно место, потому что Ирак стал закупать технику российского производства.

Когда американцы ушли, никто не пенял ему на его опыт обучения в США. Наоборот – он считался ценным активом, грамотным офицером и продвигался по службе. А когда в части появились русские военные советники, они проявили живой интерес к американскому опыту и выразили готовность не только учить, но и учиться.

Но была у генерала еще одна тайна. Тайна, которую никто в Ираке не знал. Те, кто знал, были давно мертвы.

Он сам, верующий, и довольно ревностно верующий мусульманин-шиит, происходил из ревностно верующей семьи, жившей к югу от Багдада. У него была супруга, как это часто бывает в Ираке, его кузина, и двое детей – мальчик и девочка. Но у него была еще одна семья. Очень далеко отсюда.

С Маликой он познакомился в госпитале, когда приходил навещать своих раненых товарищей. Ему было двадцать восемь, и он был офицером. Малике было всего семнадцать, она была испуганной медсестрой в госпитале, мобилизованной по линии партии БААС, и христианкой. Наполовину армянкой, наполовину персиянкой. Да еще и с крайне радикальными антиправительственными взглядами, которые она скрывала.

Он тогда не был еще женат и скрывал свою связь ото всех. Потом, когда женился, – его жена была младше на десять лет, в Ираке это принято, – какое-то время жил на две семьи, и именно у Малики родился его первый ребенок. Он же оказался и единственным. Потом, когда кто-то в застенках Абу-Грейба назвал имя Малики, ей чудом удалось бежать в Иорданию вместе с сыном и там выдать себя за палестинскую беженку. С тех пор он не видел Малику и сына.

Ошибку – и ошибку страшную – он совершил, когда упомянул о жене и сыне в Иордании американскому офицеру в Форте Беннинг. Просто последний раз, когда они говорили с Маликой, сын болел, и это не могло не волновать. Офицер проявил к этому случаю живейший интерес, и иного не могло и быть. Ведь он был разведчиком, а биографический рычаг – отличный инструмент для вербовки. Американцам были критически нужны люди в армии, хотя бы для того, чтобы понимать, что происходит, и предупредить тот момент, когда эта армия, ими же вооруженная, бросится на них.

Малику и сына перевезли в Штаты и дали грин-кард. А Мохаммед Сафи стал с тех пор работать на американскую разведку.

Сначала он работал по доброй воле. Выявлял неблагонадежных. Да сначала наниматели и не требовали от него почти ничего. Сафид думал, что американцы несут благо для его многострадальной страны. Странно, но у него не было к ним ненависти. Ненависть появится потом.

В 2013 году, когда страну сотрясали теракты, он стал командиром полка. В 2015-м – командиром дивизии. Его предшественник был зверски убит террористами за то, что его часть принимала участие в контртеррористических операциях.

После того как пришли русские, американцы задействовали его куда интенсивнее, и одновременно с этим он начал понимать, кто настоящие друзья Ирака и вообще арабов, а кто – нет.

Русские мыслили совсем по-другому – не так, как американцы, и, одновременно, очень схоже с тем, как мыслили на Востоке. Враг для них был всегда врагом, они не задумывались о том, почему он им стал – просто убивали врагов сами и учили это делать иракцев. Для них не было борцов за свободу – любой, кто взял в руки автомат и восстал, становился террористом и безжалостно уничтожался. Порядок был важнее свободы, а сильная власть – важнее демократии. Одновременно с этим они никогда не говорили, что тот, кто когда-то сражался за Ирак, был в чем-то виноват. Даже если он сражался за него во времена Саддама Хуссейна. Новая власть, несмотря на все ее недостатки, была понятной и более эффективной, чем прежняя. Об этом говорило хотя бы то, что его сын – законный, тот, что был от его жены, – отлично успевал по математике и готовился поступать в университет. Настоящий, а не исламский.

И американцы решили эту власть свергнуть.

Он получил от того, кто был с ним на связи, несколько сумок, в которых было пять миллионов долларов наличными. Миллион он оставил себе, а четыре – постепенно раздал. Ему показали американские паспорта – для него и для его семьи – и сказали, что после того, как все это начнется, он может явиться в посольство, забрать паспорта и вылететь в Штаты. Можно даже без семьи – в конце концов, он всегда любил только Малику, насмешливую, резкую и свободную в суждениях.