Жертва тайги

День выдался звонким и погожим. В прозрачном первозданно чистом воздухе была разлита какая-то беспечная, безмятежная благодать, напоенная мягкими лесными запахами. Только груды обломанных веток и поваленные сухие лесины напоминали о том, что еще несколько часов назад тайга стенала, рыдала от боли, терзаемая мрачным всесокрушающим ненастьем.

Антон двигался на северо-запад, где, по его разумению, должна была находиться знакомая речка. Он спустился в глубокую узкую лощину и ступил на попутную зверовую тропу. Солнце подбиралось к зениту, и деревья, пронизанные, простреленные его лучами, почти не отбрасывали тени.

Антон шел не торопясь, аккуратно раздвигая рукой ветки, низко склонившиеся над тропкой. Чувство вины перед пропавшим Чеботарем все еще ворочалось где-то глубоко внутри, но уже не причиняло невыносимых моральных страданий.

«Я же действительно сделал все, что мог, чтобы его найти. Значит, такая уж ему, горемыке, гнилая фишка выпала. С судьбой же не поспоришь. Ну, ничего. Есть еще какой-то слабый шанс ему помочь. Вот выберусь и тут же звякну в МЧС. Может, они его с собаками найдут?»

Очень скоро все пережитое накануне стало потихоньку затушевываться, терять остроту. Психика, утомленная возбуждением, длящимся слишком долго, подключила спасительный механизм торможения, и в глазах его снова зажегся неуемный азарт заядлого корневщика. Они опять опустились вниз и жадно зашарили по лесной подстилке в поисках ярко-малиновой семенной головки женьшеня.

Он так увлекся, что не сразу пропустил в сознание чужой голос, прозвучавший совсем рядом:

– Стой на месте! Стой, я сказал! Положи на землю палку и не двигайся.

– Ты что?..

– Рот закрой! Руки перед собой держи и не вздумай рыпаться. Завалю сразу.

Из-за дерева вышел широкоплечий кряжистый пожилой мужик в расстегнутой легкой летней энцефалитке, надетой на голое тело, с пятнистой банданой, повязанной на голове.

Он настороженно приблизился к Антону, держа ружье наперевес, и спросил:

– Ну и зачем ты у дома крутишься? Чего тебе здесь надо?

– У какого дома? – Антон недоуменно воззрился на него и только теперь заметил, что стоит на прямой тропинке, порядком утоптанной людьми. – Да я и не видел никакого дома, – сконфузившись, попытался оправдаться он. – Плутанул слегка. Вот и вышел ненароком.

– Ладно, – пробурчал незнакомец, придирчиво, дотошно оглядел Антона с головы до ног, медленно, словно нехотя, опустил оружие и уже более нейтральным тоном добавил: – Плутанул, говоришь?

– Ну да. А разве по мне не видно?

– Да уж, – хмыкнул мужик. – Видок-то у тебя еще тот. – Он спокойно закинул ружье за спину. – Ладно. Пошли в хату. Там расскажешь.

Пройдя через настоящие сени, переступив порог комнаты, Антон застыл в полнейшем изумлении. Это был действительно настоящий дом! Не охотничье зимовье с привычной грубой спартанской простотой, а давно обжитое помещение с кучей всяких удобств, явно излишних на коротком сезонном промысле.

Аккуратные шкафчики с плотно пригнанными дверцами. Застекленные полки с самой разнообразной, хоть и простенькой, фаянсовой посудой, какими-то разномастными стеклянными и глиняными безделушками, даже с книгами. Фотографии в рамках на стене. Плетеная мебель, покрытая бесцветным лаком и сработанная мастерски: кресло, кушетка, стулья. Широкий прямоугольный стол, отделанный тонкой изящной резьбой. В его центре сияла белизной кружевная салфетка. Вместо обычных нар – настоящая широкая кровать, украшенная деревянным накладным орнаментом, с пуховой подушкой, облаченной в белоснежную наволочку, застланная чистым домотканым покрывалом! Ни дать ни взять комната в небогатом, но по-хозяйски ухоженном сельском доме! Для полноты картины не хватало только телевизора и холодильника. Зато на полке стоял стереомагнитофон «Хитачи» старенькой модели с колонками, разнесенными по углам.

Да и сами размеры помещения впечатляли! Не каких-нибудь там семь на семь, как в обычной охотничьей избушке, а все десять на десять метров или даже больше.

Красиво жить не запретишь! Добротная русская печь была сложена из блестящего глазированного кирпича и накрыта чугунными блинами. Массивная труба, оснащенная заслонкой, уходила в крышу. Печка не сразу бросалась в глаза. Она была наполовину отгорожена в углу плетеной ширмой.

В помещении была идеальная чистота. Ни грязи, ни пыли. Нигде ничего не валяется. Все аккуратно разложено по своим давно определенным местам. Хозяин явно педант и чистюля, считающий нужным и умеющий толково обустроить свою таежную житуху. Он отнюдь не отказывается от элементарного комфорта.

– Вытирай ноги и проходи. Есть будешь?

– Есть? – все еще находясь под впечатлением от увиденного, растерянно переспросил Антон. – Не откажусь, конечно.

Тут от запаха какого-то аппетитного варева, стоящего в комнате, звучно заурчало в голодном пустом желудке. Гость сглотнул слюну, моментально набежавшую в рот.

– Ставь свое дреколье и топорик в угол. Мой руки и к столу садись, – сказал хозяин и загремел чугунками. – Сейчас пообедаем. Рукомойник здесь, у печки. Зовут-то как?

– Антон.

– А меня Лембит.

– А по отчеству? – спросил Антон, прикинув, что мужику не меньше шестидесяти, значит, он ему явно в отцы годится.

– Не надо никаких отчеств. Да и нет у нас такого. Я по отцу эстонец.

– Что-то далековато тебя занесло. Как же так получилось?

– Долгая история. Да и знать тебе это совсем ни к чему.

– А по-русски чисто говоришь. Вообще без акцента.

– Мать русская. Да и дома в основном по-русски говорили.

– Извини за настырность. Не буду больше тебя пытать.

Подсев к столу, Антон тут же подскочил как ошпаренный. Что-то живое, теплое прислонилось к его ноге. Это было настолько неожиданно, что в затылке резко заломило.

– Тьфу ты, черт! – немного отойдя от испуга, пробормотал он, увидев рыжего полосатого котищу с длинным роскошным пушистым хвостом, трущегося об его ноги. – С тобой, блин, заикой станешь!

Без особого желания, чтобы только потрафить хозяину, гость нагнулся и почесал кота за ухом. Рыжий закатил от удовольствия бесстыжие золотисто-зеленые зенки, утробно заурчал, извернулся и лихо запрыгнул к нему на колено. Но Антон, поморщившись, спихнул его на пол. К этому хитромудрому, себе на уме, ведьмину племени, смердящему мускусом, он никогда не питал особой нежности.

– Все-все, гуляй, Вася. Или как там тебя? Все. Свободен.

– Мартин! – окликнул кота Лембит.

Строгий хозяйский окрик на рыжего нахалюгу подействовал должным образом. Котяра сразу же бросил свои попытки набиться в друзья к Антону. Он вальяжно, с достоинством прошествовал по комнате, заскочил на кушетку и свернулся калачиком, продолжая с нескрываемым интересом рассматривать незнакомца. По его поведению можно было предположить, что гости этот дом своим присутствием не особо балуют.

Все время, пока хозяин накрывал на стол, у Антона на языке вертелся вопрос о местонахождении заимки. Но он видел, что Лембит пока не слишком расположен к словесным излияниям, поэтому тоже продолжал благоразумно хранить молчание.

Тут хозяин поставил перед ним вместительную тарелку, налитую доверху. Борщ с сахарной мозговой косточкой пах просто обалденно, дышал паром. Внимание Антона полностью переключилось на еду. Натура, измотанная тяжелыми скитаниями, настойчиво требовала свое. Он набивал оголодавшую утробушку, не отрывая от тарелки глаз, быстро и жадно, так, что за ушами трещало. Потом гость не чинясь попросил добавки, насытился под завязку и только тогда отложил ложку.

В голове приятно зашумело, словно от выпитого натощак стакана водки. После сытной вкусной трапезы Антону страсть как захотелось подымить, но размякшая, испорченная дождем заначка давно была выброшена, а хозяин, к великому сожалению, оказался некурящим.

Лембит, добродушно ухмыляясь, без суеты убрал со стола и лишь потом уселся напротив. Он положил одну на другую свои темные, почти черные от загара руки с толстыми набухшими венами и посмотрел на гостя открыто, словно приглашая его к разговору.

– В общем, плутанул я капитально, – первым прервал затянувшееся молчание Антон, решив не скрытничать перед хозяином.

В противном случае ни на какую ответную откровенность, как он понял с первых же минут их встречи, не стоило и рассчитывать.

– За корешком пошел, короче. Как обычно. По своим старым, сто раз исхоженным местам. Уже домой повернул, всего-то полдня пути до поселка оставалось, когда один мутноватый мужик мне по дороге подвернулся.

Лембит слушал, не перебивая, внимательно, но без малейших эмоций. По абсолютно разглаженному, неподвижному лицу совершенно невозможно было определить его отношение к истории, произошедшей с Антоном. Да и в его медленных светло-карих, почти бесцветных глазах тоже не читалось никакого интереса. Складывалось полное впечатление, что все, о чем говорил Антон, ему по барабану. Он слушает рассказ чужака просто так, без всякой надобности, из чистого приличия.

Антон закончил свое долгое повествование, не лишенное драматизма и почти откровенное. Он благоразумно не упомянул о панцуе, спрятанном в дупле, и обереге, найденном в пещере. Потом гость вопрошающе уставился на хозяина, надеясь услышать его комментарии, но через минуту понял, что ожидания его абсолютно напрасны. Никаких замечаний не последует.

«Ладно, – подумал он. – Если он никак не хочет реагировать на мои россказни, то и болт с ним. Его право. По крайней мере, я ему доходчиво объяснил, почему рядом с его заимкой оказался. Теперь бы только выяснить, где она находится».

– Слушай, Лембит, а в какую сторону мне до Кутузовки? – так и не дождавшись ни одного словечка от хозяина, спросил Антон. – Что-то я, извини, совсем с пути сбился.

– На северо-запад.

– Ага, понял. А далеко будет?

– Ну, если напрямик, то километров полтораста. А если вдоль Сукпая…

– Подожди-подожди… Как это Сукпая? Я что, к Сукпаю вышел?

– Ну да. Почти в верховья.

– Да ты что? – Антон обалдело уставился на него. – Да быть того не может! Нет, слушай, ты шутишь, что ли? Блин! Да как же я сюда попал? Это же просто нереально! Я что, полтораста километров за неполные трое суток отмахал? Ты гонишь, да? Признайся! – Он безуспешно поиграл в гляделки с хозяином, побледнел, отшатнулся и крепко провел рукою по лицу, словно сдирая с него налипшую паутину. – Что же теперь делать? Это же минимум неделю пластаться, а то и больше. Нет, ты, батя, слегка пошутил, да? – предательски дрогнувшим голосом спросил Антон.

Он все еще пытался проникнуть неотрывным взглядом под маску полнейшего пофигизма, натянутую на лицо Лембита, но все его потуги были тщетны. Оно по-прежнему оставалось совершенно бесстрастным, словно вырубленным из камня.

«Вот же сфинкс безмолвный! Как тут разберешь, врет он или нет? С другой стороны, зачем ему брехать-то? Какой резон?»

– Ладно, – сдаваясь, промычал Антон. – Пусть будет так. Умерла так умерла. И далеко от тебя до речки?

– Нет. За домом. Совсем близко.

– А моторка у тебя есть? Может, довезешь? Хотя бы до устья, а? Я расплачусь с тобой, ты не волнуйся. Как до поселка доберусь, так сразу же и рассчитаюсь. Даю слово.

– Моторка есть, но на ней сейчас через пороги не пройти. Вода уже неделю как на спад пошла. Только на бате [29] и пролезешь.

Мысленно представив себе, где он примерно находится, Антон содрогнулся.

«Это же глухомань жуткая! Да тут до людей пилить и пилить!»

Он содрогнулся, и было отчего. Плыть на тяжеленной, почти неуправляемой долбленке больше сотни километров, да не на веслах даже – на шесте, а где и волоком тащить ее по берегу, обходя бесконечные заломы и перекаты? Такого ведь и врагу не пожелаешь! Антон представил себе путь домой и покрылся холодной испариной.

«Нет. В одиночку это практически нереально. Значит, только пешком вдоль Сукпая. Полторы с лишним сотни километров с ледяными бродами через протоки! По скалам, через чащобу и бурелом!.. Да это просто чумовая перспективка! – Он аж задохнулся от картины, представшей перед глазами, но тут же сам себя и приструнил: – Ничего, парень. Только без мандража. Допилишь, если нужно. Не впервой».

– Дойдешь, – подтвердил Лембит, словно подслушав его недостойные мысли, поняв все зазорные душевные терзания. – Ты, как я вижу, малый крепкий. В тайге не новичок. – Вдруг он неожиданно расплылся в широкой добродушной улыбке и подмигнул гостю с хитрецой во взгляде: – Дойдешь, конечно. А куда ты денешься?

Немало вопросов к хозяину заимки крутилось у Антона на языке. Но он видел, что разговор совсем не идет, не клеится, и решил отложить его на утро.

«Может, он ко мне еще не пригляделся как следует, потому и скрытничает? Ничего. Помозгует втихаря, потом, глядишь, и оттает. Утро вечера мудренее».

Лембит притащил из сеней раскладушку, обшитую грубым зеленым брезентом, сам разобрал ее и поставил в дальний угол. Он расстелил на ней солдатский стеганый матрас и достал из шкафчика, встроенного в стену, подушку и белоснежное, добротно выглаженное постельное белье.

От удивления глаза Антона полезли из орбит.

«Это как же он тут гладить умудряется? У него что, электричество есть? – Но он заметил на припечке допотопный чугунный утюг, «работающий» на горячих углях, и съехидничал про себя: – Да, агрегат, конечно, супер. Ничего не попишешь, блин. Чухня удобства любит!»

Про «Хитачи», стоящий на полке, Антон в тот момент не подумал.

Он отключился вмиг, едва прикоснулся к подушке, но посреди ночи, мучимый очередным кошмаром, проснулся от собственного вскрика. Антон сдержал дыхание, прислушался, не разбудил ли хозяина? Но тот продолжал дрыхнуть как ни в чем не бывало, тихо и безмятежно посапывая во сне. Антон облегченно выпустил воздух из легких, закинул руки за голову и уставился в окно, через которое в темную комнату сочился мягкий серебристый лунный свет.

«Как же меня угораздило за неполные трое суток столько верст по тайге отмахать? – усиленно шевелил он извилинами. – Это же просто нонсенс. Какая-то фантасмагория, да и только. Никак не мог я на Сукпае оказаться! Да хоть ты режь! Будь я даже семи пядей во лбу, такое не получится!.. Однако как-то сумел.