Жертва тайги

А если этот сфинкс доморощенный меня все-таки разводит? Он же здесь в одиночестве, наверное, давно от скуки мается. Вот и решил с чужаком поиграть маленько, зловредно пошутковать. Ладно, с утреца мы с этим разберемся.

А он здесь основательно устроился. Ничуть не хуже, чем в городе. Давно, видимо, тут обосновался. Чтобы такую хоромину в одиночку отгрохать, не один год уйдет. Почему ему вообще подобная блажь в голову пришла? От кого-то прячется? От ментовки? Может быть. Отчебучил что-нибудь весьма недостойное и забился как лешак в самый глухой таежный угол. Здесь его однозначно искать никто не станет. Сопи себе в дырочку и в ус не дуй».

Потом он ненароком перекинулся мыслями на семью:

«Как же там мои архаровцы шкодливые? Без меня, наверное, совсем от рук отбились? В последнее время с ними никакого сладу не стало. Переходный возраст, мать его так! Ни дня не проходит, чтоб какую-нибудь каверзу не придумали. Только ремень еще и выручает. Но это ничего. Перерастут. Сам когда-то такой же шкодой был. Пройдет время, перемелется. А так-то они ребята добрые получились, без заметного изъянца. Как батя когда-то говорил: «Это чудо великое – дети». Да, так оно и есть, батя. Чудо натуральное».

Вспомнив о жене, Антон нахмурился.

«Как же так получилось, что мы с Ириной в последнее время совсем перестали друг друга понимать, как будто вовсе чужие стали? Из-за каждой ерунды грыземся как собаки. Иногда по целым дням и слова доброго друг другу не скажем. А ведь когда-то все по-другому было. Совсем не так», – подумал Антон.

Перед ним появилось лицо жены. Да только не сегодняшней, хмурой и неприветливой, скорой на худое слово, с вечно поджатыми острыми губами, а той, вчерашней, из первых лет совместной жизни. С лукавинкой в открытом взоре, улыбчивой и простодушной, способной за секунду снять любую боль с души.

«А всему виною эта нынешняя жизнь треклятая! Одни деньги, деньги, деньги! Да будь она неладна!»

Антон полежал еще немного не шевелясь, а потом, не в силах больше терпеть, заворочался. Его давно уже тянуло выйти по малой нужде. Тихонько, стараясь не потревожить спящего хозяина, он поднялся со скрипучей раскладушки, натянул сапоги, надел штаны, нащупал в кармане талисман и прошмыгнул в сени. Антон аккуратно, чтобы не скрипнула, приоткрыл входную дверь, выбрался на крыльцо, помедлил немного, зябко передернул плечами и ступил на землю.

Облегчившись, он вернулся к дому, взялся за дверную ручку, но передумал, отступил на пару шагов в сторону, достал нэцке из кармана и присел на корточки. Антон медленно разжал вспотевшую ладонь, и она тут же засветилась, словно покрытая фосфором. Тонкие, ясно видимые лучи, исходящие из глазниц загадочного амулета, как будто потянулись в спящую тайгу.

«Какой необычный, странный лазоревый свет, – подумал он. – Почему эта штука всегда такая теплая на ощупь? Может быть, в ней какой-то радиоактивный элемент? Но тогда же она, наверное, – вредная до одури, а? Можно запросто дозу схлопотать. Да и ладно, бог с ней. Мне-то уже до фени. И так двоих детишек настрогал. А штуковина-то, похоже, древняя, и бабки за нее, вполне вероятно, можно неслабые срубить».

Антон зажал амулет в кулаке, заскользил тоскливым взглядом по небосводу, усеянному звездами. Пронзительная жалость к себе вдруг неожиданно болезненно сдавила грудь.

«Вот же попал я как кур во щи! Влетел на все деньги. Теперь бы только побыстрее до поселка добраться. Надоела вся эта затянувшаяся таежная болтанка буквально до чертиков».