Жертва тайги

За филенчатой дверью фанзы стояла кромешная темнота. Зарождающийся месяц, похожий на куцый обрезок апельсиновой корки, жалко бледнел на небосводе в окружении невзрачных малахольных звезд.

Антон, ступив во тьму следом за парнем, вздрогнул от нежданного прикосновения к опущенной руке, но через мгновение нервно рассмеялся, сообразив, что это мокрый и холодный собачий нос. Найда, радостно повизгивая от избытка чувств, закрутилась, заметалась у него под ногами.

– Ну все, успокойся, девочка, – приструнил ее Антон. – Не надо. Нельзя, сказал. Иди гуляй.

Они отошли от дома, присели на перевернутый бат и задымили.

– Слушай, Игорек, ты меня извини, конечно, но мне показалось, что это не камлание, а цирк какой-то. Больше на пародию походит.

– Да это так и есть на самом деле. Как только Геонка выпьет крепко, так и начинает чудить. Сам он никакого правильного обряда, конечно же, не знает. Что у стариков шаманов когда-то подсмотрел, то и выдает по пьянке.

Они посидели, помолчали немного.

– Так ты говоришь, что эстонец убить тебя хотел? – спросил Ингтонка. – Может, просто попугать, чтобы ты по его владениям больше не шатался?

– Какое там попугать?! – возмутился Антон. – Лупил он явно на поражение, да еще картечью! Если бы я по счастью не споткнулся, то этот чухонец завалил бы меня однозначно. Да тут и к бабке не ходи! Мне же просто жутко повезло, что сковырнулся вовремя. А не то он меня в дуршлаг разделал бы. Как бы он и к вам сюда за мной не притащился?

– Нет. Сюда он не придет. Он наших стариков десятой дорогой обходит.

– Слушай, Игорек, а почему Одака так взбрыкнула? – намеренно сменил тему Антон.

– Да это же родовой бубен. Семейный. Ее отец Падека с ним шаманил. По-настоящему. Не так, как Геонка. Умер он недавно. Точнее, застрелил его кто-то. Ты же заметил, наверно, паню на краю лежанки? Такую подушечку красную, расшитую с его душой? Еще и года не прошло [57] . Весной, в конце мая, это все случилось.

– И что менты?

– Да приезжал, говорят, участковый, протокол составил, заявление принял и убрался восвояси. На этом все и заглохло. Милицию в эти дебри никаким калачом не заманишь. Как же, будут они ноги бить!

– А что ваши?.. Они так все это и оставили?

– Нет, конечно. Есть у людей подозрение, что это Лембит.

– Лембит?! Так почему же он до сих пор ни ухом ни рылом?

– Ничего. Придет время, с ним рассчитаются. Вот только убедятся окончательно, что это именно его работа.

– На ментов пеняете, а сами?.. – презрительно обронил Антон, но спохватился и подумал:

«Зачем я на парня наезжаю, бочку качу? Он-то тут при чем? Не его родня, седьмая вода на киселе, да и живет он в Бикине. Лембит, Лембит… Вот же сволочь!»

Чтобы сгладить возникшую неловкость, он положил руку Ингтонке на плечо и спросил:

– Чего он вообще в такую глушь забился? Чем этот тип здесь занимается?

– Да разное люди болтают, – безо всякой обиды в голосе откликнулся Ингтонка. – Кто говорит, что он у бичей золото и камешки скупает. Другие заявляют, мол, с самим лесным чертом дружбу водит, а тот его за верную службу щедро одаривает.

– Ты это серьезно? – хмыкнул Антон.

– Это не я. Старики так говорят. Но доподлинно никому ничего не известно. Очень уж скрытный он человек. Никого к себе близко не подпускает.

Антон отвел глаза, не зная, что и делать, плакать или смеяться. Он полез в карман за сигаретами и, словно обжегшись, отдернул руку. Потом Антон сообразил, что тепло исходит от талисмана. За прошедшие сутки, до краев наполненные вполне реальными треволнениями, не отягощенными никакой мистической дурью, он успел совершенно позабыть о нем. Антон закурил и прислушался.

«А вдруг этот уродец все равно сюда приперся и сечет сейчас за нами из кустов? – подумал он, но тут же себя успокоил: – Но Найда же молчит? Значит, ни одной души в округе нет. Ни единой посторонней живой твари. Она же, умничка, любую животинку за версту почует».

Стало заметно холодать. Выпала обильная роса. Но возвращаться в жарко протопленную фанзу Антону совсем не хотелось. Хмель уже почти выветрился из его головы, а потому заснуть в такой невыносимой духоте, да еще и под аккомпанемент богатырского храпа Геонки вряд ли удастся.

– Извини за вопрос, Игорек, – продолжил разговор Антон. – Я, наверное, лезу туда, куда не следует, но неужели девчонка старику действительно женой приходится? У них же просто сумасшедшая разница в возрасте!

– Нет, конечно. Это все Геонка придумал, чтобы никто к Одаке с дурными вопросами не приставал. Почему она, мол, с ним в тайге живет? Тут, понимаешь, вот какая история вышла. Они еще всей семьей в Сукпае жили, когда это все началось. Мать ее, Дюбака, два года назад в тайге пропала. Поехала с соседями за лимонником, отошла в сторонку и исчезла. Ее потом целую неделю всем поселком искали. Падека еще несколько месяцев из леса не вылезал. Все кругом исходил. Под каждую елку заглянул, и ничего. Никакого толку. Ни ее, ни ведра, в которое она ягоду собирала, так и не нашли. Одака после смерти родителей сама не своя стала. Замкнулась. Зациклилась на своем горе. Дар речи потеряла. Совсем бы в поселке пропала. Она же сирота полная. У нее же больше ни одной родной души на земле не осталось, ни единого близкого человека. Род у них как проклятый. Один за другим вымерли. Вот дядька и пожалел ее… Нет. Ты не подумай, между ней и Геонкой, конечно, ничего такого нет. Да и старый он уже для этих дел. А здесь ей хорошо. Тайга лечит. Да и в душу к ней больше никто не лезет, не пристает с пустыми уговорами. А дядя ее бережет. Жалеет. Как к родной внучке к ней относится.

– Игорек, а как ты вообще, если честно, ко всей этой чертовщине относишься?

– Да как тебе сказать, – замялся Ингтонка. – С одной стороны, все это действительно похоже на детские страшилки, но с другой… Многого, как я думаю, мы просто не в силах понять. Есть вещи, которые у нас просто в мозгах не укладываются. Сколько ведь, согласись, идет разговоров о всяких там патогенных зонах, о параллельных мирах. И не только простые люди над этим голову ломают. Есть немало ученых, целые научно-исследовательские институты, которые всерьез занимаются изучением различных загадочных аномальных явлений, необъяснимых, странных артефактов. А они ведь, наверное, знают, что делают?

– Хотелось бы в это верить.

– Ну, вот, к примеру, хотя бы такая штука… Перед нами постоянно находится великое множество предметов. Но в зону нашего внимания попадают только отдельные из них, те, которые привлекают нас чем-то существенным. Остальные, даже находясь в поле нашего зрения, остаются для нас как бы невидимыми. Дело здесь не в том, что у нас, людей, очень слабо развито так называемое периферическое зрение. Вся загвоздка в другом. Глаза наши их воспринимают, а сознание игнорирует, не впускает в себя. Понимаешь?

– Честно говоря, довольно смутно.

– Но это же так просто! – не удержавшись, воскликнул Ингтонка, но быстро поправился: – Извини. Я не хотел тебя обидеть. Короче говоря, даже сейчас рядом с нами может находиться уйма самых разнообразных сущностей, но мы не способны их увидеть по причине того, что наше сознание отрицает саму эту возможность. У нас же попросту нет для этого нужного инструмента. Мы давно утеряли за ненадобностью элементарную сенсорную депривацию.

– А это еще что такое?

– Да обыкновенное шестое чувство. Как у животных, например. У тех же собак или кошек. Еще…

– Нет, подожди, Игорек, – нетерпеливо перебил его Антон. – Это, мне кажется, уже совсем из другой оперы.

– Да ты меня просто не дослушал. Вот, допустим, что под воздействием каких-то определенных факторов произошел какой-то серьезный сдвиг в нашем трехмерном пространстве. Некие сущности, обитающие в параллельном мире и состоящие из микролептонов [58] или газообразных частиц, вдруг одномоментно переродились. Нет, не только стали видимыми, а и вообще приобрели привычную для нас материальную основу. Может быть такое? Как думаешь?

– Ну, если честно, Игорек, то мне с большим трудом в это верится, – улыбнувшись, ответил Антон.

– Прости, я, наверное, просто путано все это объясняю.

– Да вроде нет, вполне доходчиво. Чего ж тут понимать? – подковырнул его Антон. – Геонка же мне так с ходу и объяснил, что этот дракоша кровожадный из вашей Буни по мою душу прилетел. Мол, напортачил я с тем панцуем, копанул его рановато, божков ваших не задобрил, вот он и приперся, чтобы сожрать непутевого. Кстати, что это еще за дверца, про которую старик с перепугу талдычил? Может, ты еще скажешь, что и она реально существует?

– А вот представь себе, есть. Ее многие видели. Можешь на туристическом форуме в Интернете полюбопытствовать. Ровно в тринадцати километрах от поселка. Рядом с Сукпайской писаницей. Посередине высокой отвесной скалы. Как будто закрытая дверь лифта, без ручки и замочной скважины. Просто глубокий прямоугольный проем с красной окаемкой. Ровный и гладкий, прямо как коробка из-под обуви. И буква «М» наверху. Как в метро.

– Ну и дела! Да, с вами не соскучишься!

– Да ты не сомневайся. Завтра покажу, когда проплывать мимо будем. Сам убедишься.

– А что за писаница?

– Древние петроглифы. Это такие стилизованные изображения людей, животных и еще каких-то неизвестных существ. Всего одиннадцать рисунков, выполненных минеральной охрой. Середина первого тысячелетия до нашей эры, – с вызовом оттарабанил Ингтонка и замолчал, подведя итог своему рассказу.

– И откуда у тебя, Игореша, такие широкие познания? – после небольшой паузы спросил Антон. – Если не секрет, конечно.

– Я в Хабаровске педагогический университет закончил. Специальная психология. Да и читал кое-что на этот счет. Так, все, что под руку попадалось.

– Понятно, – произнес Антон, а сам подумал: «Писаница, блин, какая-то! Петроглифы. Да еще дверь такая же, как в метро. Замутил парень от души! Мало не покажется. Мне и до него уже мозги запудрили, а теперь так и вообще в голове полный бедлам образовался. Неужели он все это всерьез?.. Но, как бы там ни было, а домой добираться надо. Чем скорее, тем лучше. Нахлебался я уже этих сомнительных приключений досыта».

Он выдержал небольшую паузу и спросил:

– Так ты меня до поселка, значит, завтра подбросишь? Я тебе за бензин заплачу.

– О чем разговор? И не надо мне никакой оплаты. Я тебе что, торгаш какой-то? Зачем обижаешь?

– Добро. Проехали. Я тебя понял, братишка. Спасибо. Пойдем в дом, что ли? Что-то я уже продрог до копчика. Да и хотелось бы, наверное, хоть пару часиков вздремнуть. Может, и получится? Чем черт не шутит. – Антон хохотнул и примирительно похлопал Ингтонку по спине.

Но заснуть ему никак не удавалось. По понятной причине. Уже неделя без женской ласки! Его смущало, волновало присутствие молодой симпатичной девушки. Антон представлял себе, как она где-то совсем рядом разметалась во сне, горячая, с нежной упругой кожей. Ноздри невольно раздувались. Кровь начинала бунтовать. Плоть мужская восставала.

Да еще Геонка наводил шороха, мощно давал храпака. Гудел как труба иерихонская. Поначалу Антон пытался с ним бороться, толкал, тряс за плечо, с бока на бок перекладывал, нос ему зажимал. Но все безрезультатно. Стоило ему только отвернуться, как дед опять принимался за старое, выдавал рулады шибче прежнего. В конце концов Антон оставил его в покое, отодвинулся подальше, прислонился к горячей спине безмятежно почивающего Ингтонки, уставился в огонь жарко пылающего очага и продолжил занудно перебирать в уме свои треклятые похождения. Он занимался этим, а перед глазами все плыло, плыло и плыло.