Жертва ума (СИ)

  Хану понимал, что обрывки информации и знания, которые услужливо всплывают у него в уме иногда, никак не были связаны с этим миром, если только все это с самого начала не являлось постановочным шоу, где единственным не знающим своей роли актером был только он сам.

  Хану повертел головой вокруг, в поисках спрятанной, словно рояль в кустах, телевизионной тележки с режиссером и оператором.

  Ничего подозрительного в виде большого мохнатого микрофона над его головой, проводов, ассистентов с табличкой названия шоу, букетов цветов с надписями на ленточках "розыгрыш" или затаившихся за ширмой гримеров, он не заметил. Если все это и было где-то неподалеку, то спрятана вся эта, очевидно, довольная и ехидно хихикающая компания, была очень хорошо.

  Перед ними, вне зависимости от плотности толпы, торопливо расступались люди, искусно пропуская их, как будто-то Хану и Эдди шли в невидимом воздушном пузыре, упруго отбрасывающего любое препятствие от его стенок. Этот странный эффект, мог быть вызван массой причин: проворством хорошо оплаченных статистов, ужасом перед всесильным Бюро или его агентом, суеверным опасением случайно не задеть ведомую на казнь жертву, величием личности и славы самого Хану, врожденным владением всех горожан кун-фу, мастерством стрелочника передвигавшего картонные фигурки людей по невидимым рельсам, физическими особенностями не совпадающих тут реальностей или наличием дополнительной пары недоступных для него измерений.

  Хану в очередной раз нашел свой ум, увлеченным обычной для него ерундой - рутинным перебиранием всех возможных и невозможных вариантов.

  По мере приближения к большому и серому зданию, которое и являлось их целью, людей становилось все меньше, а их лица все скучнее и строже, что наводило на мысль о наличии особого вида фейс-контроля или о возрастании компетенции и полномочий агентов Бюро. Хотя, может быть, это только его собственный депрессивный настрой. Он не переставал удивляться способности ума ежесекундно окрашивать все вокруг в знакомые для него цветовые схемы и тона прошлого, подобно панически боящегося змей человека, которому они вечно мерещатся под каждой темной корягой.

  Такая паранойя, скорее всего, была вызвана провалом в памяти, а значит и отсутствия личного опыта, на который Хану мог бы сейчас опереться. Поэтому чувство неполноценности, подозрительности и страха успели за этот насыщенный день хорошо настояться и перебродить в уме, создав этот причудливый коктейль переживания, лишившего его сейчас покоя и уверенности.

  Тему каннибалов он уже достаточно проработал ранее, но может быть это городок особого вида зомби, стеснительных вампиров или сексуальных извращенцев, которые предпочитают сначала насмерть заболтать себя и своих жертв ? Может, его ведут для разборки на органы? Кто знает, каких еще монстров может породить его собственное сознание в этой галлюцинации на основе сплавленных им в жуткий клубок фильмов ужасов...

   Возможно, на самом деле, он сейчас лежит в коме, а на нем ставят опыты, так как лабораторные мыши во всей округе внезапно вымерли? Или сами мыши ставят эти опыты, перебирая мохнатыми когтистыми лапками пробирки с грибами-галлюциногенами? Или уже грибы ставят опыты над этими мышами?

  Хану почувствовал, что от усталости его рассудок начал потихоньку сдавать. Силы были уже на исходе. Ему явно был нужен отдых, в этом Эдди оказался совершенно прав. Он впервые, был ему благодарен.

  В голове возникло и закрутилось заезженное выражение - "свинцовые веки", а потом сразу и некстати пришедшая рифма - "лиловые реки", как и куча другого самого разнообразного и обрывочного словесного мусора, который в обычных обстоятельствах так бы и остался незамеченным, но сейчас был уже добротно и разноголосо озвучен, все больше набирая силу и амплитуду.

   Хану подумалось, что он сейчас бы мгновенно и с удовольствием уснул даже в заднице дракона, а мгновением позже, вяло и устало ужаснувшись этой сказочно-фекальной аналогии, очевидно выплывшей на гребне волны бардака, быстро заполняющего его измученный ум, попытался вывернуть его на что-то более позитивное. Но стало очень душно. Воздух можно было бы уже резать на упругие, желеобразно колыхающиеся большие кубы. Горизонт внезапно нырнул вниз, а Хану как-то спокойно, естественно и обреченно оказался в той самой драконьей заднице на берегу лиловой реки, где по спирали вверх бешено завертелся, все быстрее набирая скорость и сливаясь в уже непрерывную гудящую линию, пищащий хоровод взявшихся за руки статистов, эддичек, мышей с грибами и пробирками и наконец, с самим драконом. Все слилось в однообразно серый фон и затопило свистящим шумом, чтобы через мгновение взорваться. Мир выпрыгнул из его ума и Хану просто отпустил тело, облегченно шагнув в уже знакомое небытие.