- Я сказала ему, что твоя жизнь так же важна, как моя собственная, и попросила сделать все возможное, чтобы обеспечить твою безопасность, - пояснила мама.
- На каком языке ты говорила, мама? – спросил я. – Он похож на греческий, но я с трудом могу понять несколько слов. Они говорят слишком быстро.
- Ты поймешь многих людей, которых мы встретим, без проблем, но эти люди не отсюда. Это диалект, как называют его южане, «варварского севера».
- Все в порядке, - сказал Сейленос, делая шаг вперед. – Я знаю несколько слов на твоем языке. Твоя мама сказала мне, что ты ученик врага тьмы. Я тоже буду тебя учить. Я знаю эти земли и их опасности.
- Спасибо, - сказал я ему. – Я буду благодарен, если вы поможете.
- Во всяком случае, сын, - сказала мама, - наше путешествие на восток начнется завтра, а не сейчас. Мы проведем еще одну ночь на Селесте. Так будет безопаснее. Лучше не отправляться в путь, пока мы не приготовимся. И я хочу тебе кое-что показать и объяснить. Мы немного прогуляемся и вернемся задолго до темноты. Мы поедем в этом.
Она повела меня к повозке. Кучер спустился и открыл для нее дверь. Я удивился: внутри было здорово. Я хотел выглянуть в окно, но пусть лучше мама будет в безопасности от палящего солнца.
В сопровождении маминых друзей мы направились на юг. Через некоторое время повозка замедлилась, и мне показалось, что мы поднимаемся по холму. Ехали мы молча. Я хотел задать вопросы, но было что-то в маме, что заставило меня сдержаться.
Когда мы остановились, я последовал за мамой, щурясь от яркого солнечного света.
Мы были на скалистом склоне; море было далеко. Перед нами стоял белый дом с огороженным садом. Краска шелушилась, ставни были прикрыты. Всадники терпеливо ждали, мама привела меня к входной двери.
Она вставила ключ в замок, повернула его и со скрипом открыла дверь. Все выглядело так, будто здесь долго никто не жил. Я последовал за мамой во мрак. Она подняла вуаль, я заметил движение слева и подумал, что это крыса, но это оказалась ящерица. Мама открыла заднюю дверь, снова опустила вуаль, и мы попали в сад.
Здесь было на удивление много зелени. В центре был каменный фонтан, и вода подпитывала массу трав, кустарников и небольших деревьев.
- Видишь, Том? – сказала мама, указывая на маленькое корявое дерево рядом с фонтаном. – Это оливковое дерево. Такие растения очень долго живут, а из оливок добывают питательные масла. Ему уже более двухсот лет.
Я улыбнулся и кивнул, но снова вспомнил Графство. Это дерево было ничем по сравнению с дубами и платами моей родины.
- Давай посидим в тени, - предложила она, и я последовал за ней к скамье, которая была поставлена рядом со стеной. Она подняла вуаль и продолжила. – Твой отец говорил тебе об этом доме, не так ли? – спросила она.
На мгновение я был озадачен. Но потом вспомнил и улыбнулся. – Так это твой дом, мама? Сюда вы пришли после того, как он спас тебя?
Она кивнула. – Да, это мой дом, и хотела, чтобы и ты его увидел. Но я привела тебя сюда, чтобы мы могли поговорить наедине. Видишь ли, ты кое-что должен знать, сынок, - продолжила она. – У нас не было шанса поговорить один на один… это очень тяжело для меня, но я должна сказать тебе, кто я.
- Кто ты? – спросил я, мое сердце стучало в груди. Я долго ждал этого момента, чтобы узнать правду, но сейчас мне было немного страшно.
Мама глубоко вздохнула. – Я не человек, Том. И никогда им не была.
- Но сейчас это не имеет значения, мама. Я знаю, кто ты. Я узнал это давным-давно. Ты ламия, как и твои сестры. Ваенгир, те, кто летает. Но ты долго была домашней, и ты добрая.
- Ну, я была уверена, что ты сложишь все вместе и догадаешься, но, к сожалению, ты немного ошибся. Мне жаль, что ты не прав.
- Тогда ты, наверное, наполовину ведьма, - прервал ее я.
- Нет, Том. Я гораздо хуже, чем ты можешь себе представить.
Мама замолчала и повернулась ко мне, глаза ее блестели от слез. Мое сердце заколотилось еще быстрее. Я не мог себе представить, что она собирается сказать, но это должно быть очень плохим.
- Сын, - продолжала она, - я Ламия. Самая первая.
У меня перехватило дыхание, и закружилась голова. Я услышал ее слова, но они не имели никакого смысла. – Что ты имеешь в виду, мама? Я знаю, что ты ламия. Домашняя и добрая.
- Слушай внимательно, что я говорю, сынок. Я ламия. Мать всех.
- Нет, мама! Нет! Это не может быть правдой! – воскликнул я, вспоминая то, что было написано в бестиарии Ведьмака. Первые дети Ламии были убиты Герой, и месть была ужасной. Она убивала детей, а потом и молодых людей. Все ее убийства не поддаются подсчету.
- По твоему лицу я могу с уверенностью сказать, что ты знаешь, что я сделала. Ты знаешь, да? Все, что я могу сказать в свое оправдание, так это что я обезумела от горя. И никогда не смогу себе простить всех этих убийств. Но я повернулась к свету и провела всю свою жизнь, пытаясь загладить вину.
- Но ты не можешь быть Ламией, мама! В бестиарии Ведьмака сказано, что она была убита своими детьми, первыми ведьмами-ламиями. Они разорвали ее на куски и скормили диким кабанам. Ты не можешь быть ей. Она мертва.