Жертвенный агнец

На сей раз гаупткомиссар по всей форме подал заявление на отпуск и получил его без всяких бюрократических проволочек. Возле пасторского дома он пока не побывал, и теперь хотел всерьез отнестись к совету начальницы и там не показываться. Ребята с ним почти не разговаривали.

— Ладно, через денек-другой я снова вернусь, — пробормотал он, передвинув пару бумаг.

— Отдохните, — буркнул Хафнер. — От нас.

— Я вам тогда наговорил… Зря, я жалею об этом. Как мы теперь поступим с квартирой? — Он неуверенно посмотрел на Лейдига. — Наш уговор остается в силе?

Тот кивнул, не глядя ему в глаза.

— Ну, я пойду.

Четверг — свободный день. Что ж, поглядим…

Он разругался по телефону с Ильдирим. Потом направился в плавучий ресторан и по ошибке заказал себе блюдо из потрохов. После чего, твердо решив напиться и мучаясь жирной отрыжкой, он протащился по шикарным кабакам Нойенгейма. Оказалось, что кое-какие свои решения ему удается выполнить. Он споткнулся на лестнице, добрался до постели, украшенный зловещим кровоподтеком, и впал в забытье под пульсирующую в ноге боль, которую, как это ни смешно, казалось, слышал.

— Господин комиссар?

На Дане были белые летние брюки. Неужели этот проходимец был бесчувствен ко всему, даже к холоду?

— Я вовсе не к вам. Мне нужен Пильц, Шустер, тот, безрукий…

Дан вежливо шагнул в сторону, освобождая проход:

— Конрад ушел.

Тойеру пришлось проглотить это известие. Ему хотелось еще раз потрясти бывшего террориста. Он смутно представлял себе, как что-то докажет всем, даже умному Фабри. И сейчас…

— Кто-то ему позвонил, понятия не имею, кто именно… И вообще, откуда мог звонивший знать, кто он такой. Но, кажется, Конрад страшно испугался. Выпьете кофе?

Тойер с благодарностью принял предложение.

Дан глядел на сад, небрежно развалившись на софе. Готовить кофе он умел, Тойер был вынужден это признать.

— Прекрасный день, правда?

Таковым этот день полицейский не воспринимал. Впрочем, Дан был прав — тонкий, еще чистый снежный покров, неяркое январское солнце.

— Вы не поверите, но я все время прикидывал, не позвонить ли вам. Конрад в самом деле был вне себя… Я предполагаю, что это кто-то из его бывших соратников и что он упрекал его в предательстве…

— Предательстве?

— Когда его взяли, он прихватил с собой еще несколько человек. Разве об этом не написано в ваших материалах?

Тойер покачал головой:

— Министерство скупо делится с нами такой информацией.

На этот раз ему никак не удавалось ощутить настоящую неприязнь к Дану. В отце погибшей девочки что-то переменилось, он как-то обмяк и выглядел не так безупречно, как в первый раз. Вид у него был подавленный и грустный.

— Как у вас в действительности обстоят дела?

Дан улыбнулся:

— Если бы я знал.

Тойер увидел, что у Дана дрожат руки.

— Знаете, я хотел откреститься от своей дочери, вы это поняли и осудили. Все меня осуждали. Да и сам я себя осуждал. Мой брак был вообще неудачным. Глупость, за которую я несу ответственность, ведь в конце концов моя жена была молодой девчонкой, практиканткой, а я уже уважаемым адвокатом. Дело известное. Мне льстило — такая свеженькая, хорошенькая самка. Думать начинаешь, лишь когда проходят годы… Долго я даже не знал, что моя жена беременна: она уехала от меня, когда еще ничего не было заметно. Она была намного моложе меня, как я уже сказал, хотела жить совсем иначе. Мои седые виски, вероятно, ей наскучили.

Тойер подливал себе кофе, это создавало атмосферу доверия. Хорошо это или плохо, решить он не мог.

— Но теперь, когда Рони уже нет в живых, я почувствовал отчаяние. — Дан грустно покачал головой. — Что имеем — не храним, потерявши — плачем. Не так ли?

Могучий сыщик промолчал. Ему-то это было хорошо известно.

— Иногда она пела странные песни. Это мне мешало. Теперь, когда я остался совсем один, мне порой мерещится, будто я слышу ее пение. — Дан замолк и посмотрел себе под ноги. — Мне стало известно, что она ужасно боялась забеременеть. Вы знаете об этом?

Тойер кивнул.

— Да, конечно, вы давно знаете. А когда я об этом узнал, у меня неожиданно возникло ощущение, будто я почувствовал в себе часть ее — страх заполучить ребенка, ведь ужасно, когда ребенок…

Он вызывал у Тойера жалость, и, поскольку сыщик не мог с ней справиться, он переменил тему:

— Допустим, кто-то хотел припугнуть Пильца, и допустим, что речь при этом шла и о вашей дочери. Может, вы могли бы что-нибудь добавить к сказанному?

Дан долго молчал, потом произнес, не отрывая взгляда от окна:

— Вы не верите, что это был пастор? Ясное дело. Иначе бы вы не были здесь. Вероятно, вы думаете, что я имею к этому какое-то отношение…

— Признаюсь, что я взвешивал и такую версию…

— И потом Пильц, он не дает вам покоя. Хотелось бы верить, что все случилось так, как поведал ваш шеф. Вот только, может, он немножко… того?…

Тойер презрительно отмахнулся.