Жертвоприношение

– Мы не можем сказать ничего определенного, – ответил он, не поднимая головы. – Так всегда бывает, когда крабы добираются до мягких тканей. Но обе руки у нее сломаны в локтях, вот почему она держала руки как кузнечик. Первый и второй шейный позвонки тоже сломаны. Пока мы не имеем ни малейшего представления, как она получила эти травмы. Но я думаю, можно с уверенностью сказать, что обстоятельства ее смерти не указывают на естественный характер.

– Какой интересный полицейский жаргон, – сказал я.

– О… Нас научили этому в Маунт-Браун[32]. Когда я служил еще в полиции графства Суррей.

– Почему переехали?

Он закрыл блокнот.

– Думал, что здесь будет спокойнее. Звучит как ирония, да? Моя жена решила, что здесь чересчур тихо, и бросила меня. И вот у меня две насильственные смерти за два дня.

– Разве у вас больше нет ко мне вопросов?

– В этом нет необходимости. Сосед миссис Кембл видел ее живой после вашего с Дэнни ухода, а преподобный Пикеринг подтвердил, что вы были у него. Поскольку вы не способны находиться в двух местах одновременно, вы не могли вернуться и причинить миссис Кембл какой-либо вред.

Миллер допил свой чай маленькими глотками. Затем встал, поставил кружку в раковину и сказал:

– Возможно, мне придется еще вернуться. Вы же никуда не уезжаете, как я понимаю?

Я был уверен, что услышал за плинтусом тихий шорох. Интересно, слышал ли его детектив сержант Миллер?

– Нет, – ответил я. – Я никуда не уезжаю. Вы же видели, в каком состоянии моя машина.

– Я думал об этом, – сказал Миллер, когда я провожал его к выходу.

– На все воля Божья.

Он хмыкнул:

– Очевидно, ваш Бог был очень разгневан.

Когда он уходил прочь, я снова услышал у себя за спиной этот звук. Ширк-ширк-ширк.

11. Сад вчерашнего дня

Около восьми часов позвонил преподобный Деннис Пикеринг и сказал, что немного задержится. Возникли некоторые разногласия между прихожанками насчет того, кто будет украшать церковь к Празднику урожая.

– Боюсь, что некоторые мои дамы настроены очень решительно. Прямо как валькирии.

Я стоял в коридоре, глядя одним глазом на фотографию «Фортифут-хаус, 1888 год». Сейчас молодой мистер Биллингс находился посреди лужайки, всего в нескольких ярдах от того места, где лежала его тень. Рядом с ним виднелась маленькая темная фигура, которая могла быть чем угодно. Пятном на негативе, чернильной каплей, тенью. Или Бурым Дженкином, той крысой, которая носилась по Фортифут-хаусу в поисках… чего? Что она искала? На чердаке не было пищи. И не было следов того, что крысы грызли мебель, делали гнезда из старых газет или пытались проникнуть в кладовку.

Если Бурый Дженкин был крысой, то весьма странной. Мы оставляли на ночь сыр на кухне, но его никто не тронул. Никто не пытался ограбить кладовую. Хотя, следует признать, там в основном хранились банки с тушенкой и спагетти «Хайнц». Либо Бурый Дженкин был вовсе не крысой, либо это была крыса, предпочитающая другую еду.

Мы тихо поужинали лазаньей и салатом и допили вино. Дэнни клонило в сон, и в четверть десятого я отнес его в комнату, помог ему умыться и почистить зубы. Когда я укладывал его в кровать, он сказал:

– Крабы же не ходят по земле, правда?

Я покачал головой:

– Скорее всего, нет.

– Можно не выключать свет?

– Конечно, если хочешь.

– Крабы же не заберутся в дом, правда?

– Нет, не заберутся. Им нужно оставаться в воде, иначе они погибнут. Послушай. То, что ты видел, ужасно, но крабы не убивали миссис Кембл. Она сломала себе шею. Наверно, споткнулась о камни. Крабы не разбираются в сортах мяса. Они едят мертвых птиц, мидий, все что угодно. Таковы законы природы. Да, иногда они бывает жестокими.

Я пригладил ему волосы и поцеловал в лоб.

– Спокойной ночи. И пусть тебе приснится лакричное ассорти.

– Я больше не люблю лакричное ассорти.

– Тогда пусть приснится то, что ты любишь.

– Я люблю женщин.

– Женщин? А, ты имеешь в виду девочек?

– Нет, женщин. Терпеть не могу девчонок.

Что ж, – подумал я, тихо закрывая за собой дверь. – Какой папаша, таков и сынок.

Я постоял какое-то время в коридоре, пытаясь расслышать шуршание за плинтусом. Или глухие, неразборчивые заклинания. Но сегодня в Фортифут-хаусе, казалось, было особенно тихо. Как будто он был окутан шестифутовым слоем хлопка.

Я спустился на первый этаж. Лиз сидела в гостиной на диване, скрестив ноги, и смотрела телевизор.

– Вина больше не осталось? – спросила она.

Я покачал головой.

– Что ты тогда предложишь выпить преподобному Пикерингу?

– Чаю, наверное. Викарии всегда пьют чай, не так ли?

– Не те, которых я знаю.

– Ладно, – решил я. – Дойду до магазина. Думаю, у меня хватит денег на большую бутылку «Плонк де Франс».

Ночь была теплая, поэтому куртку я не взял. Я тихо закрыл за собой входную дверь, чтобы Дэнни не услышал, как я ухожу. И поплелся по крутой тенистой дорожке к главной улице.