Жертвоприношение (СИ)

Я знала, что Каю обидно слышать это, впервые он посмотрел на меня не надменно, не холодно, не презрительно, а с откровенной обидой, и я поняла, наконец, что он способен испытывать хотя бы какие-то человеческие чувства. Если чувствует злость и обиду, значит он говорит гораздо меньше, чем есть на самом деле, он все скрывает. И пусть. Зато мне намного легче от осознания человечности Кая. Это невероятно сильно согревает. Это дает надежду.

Осторожно подавшись к нему, я легонько коснулась губами его щеки, потом отодвинулась, посмотрев ему в глаза, и тихо вышла из комнаты.

Теперь мне следует уйти, чтобы в отсутствие Паркера решить, как поступить дальше.

— Смотри, малышка, не оступись, — услышала я, когда уже спустилась вниз, и оглянулась на Кая. Он стоял у лестницы, бесшумно последовав за мной, и теперь выражение его лица было спокойным и серьезным, хотя в голубых глазах все равно плясали искры. — Обратного пути не будет.

Я неожиданно широко улыбнулась, и Паркер прищурился, сунув руки в карманы джинсов.

— Ты не хочешь, чтобы я уходила, я понимаю. Но мне неизвестно, как можно все исправить. Ты на моих глазах убивал моих же друзей, а потом вернулся как ни в чем не бывало и говоришь, что я должна выбрать, — я развела руками. — Кай, я хочу услышать хотя бы что-то искреннее. Ты… как ты вообще сдался? Как вернул человечность? Если пошел на это, значит умеешь любить. По крайней мере, Джо явно заслужила такую честь. Ты вернулся ради нее.

Паркер посмотрел на меня исподлобья и шикнул:

— Я вернулся не из-за нее, а благодаря ей. Я не тупой, сам знаю, что натворил, и помощь Беннет меня слегка удивила. Но я не буду ползать перед тобой на коленях. Не хочешь прощать? Отлично, не прощай. Как-нибудь переживу, — и насвистывая себе под нос, он пошел в сторону кухни и бросил напоследок. — Передай Барби, чтобы она принесла еще немного кексиков. А нет, лучше много, очень много кексиков.

И я воскликнула:

— Ты вообще уверен, что вернул эмоции? Может это побочный эффект? Кажется, ни черта не изменилось, Паркер!

— Всего хорошего, Кэтти.

***

«Если она не перестанет так пахнуть, я ее просто сожру, маленькая, хрупкая, больная на всю голову девчонка, — думал еретик, швыряя в стену свой любимый бейсбольный мячик и тут же отбивал его битой, продолжая тем самым ломать стены в гостиной. — Если она не перестанет говорить мне каждый раз, что я чего-то там должен… нет, я точно ее убью. Дура. Нарвется же. С этими чертовыми чувствами вернулась и эмоциональность, и нервозность, а она постоянно дергает за ниточки, даже не подозревает, насколько сильно мое желание высосать из нее все… Нет, я на это не подписывался. Пусть лучше выберет не меня… Дьявол, она постоянно выбирает меня. Что бы я не сделал. Ну точно больная…».

Паркер не знал, как назвать то, что точило его внутри, но сравнивал эту мерзость с червем, который не даст ему покоя, пока не выжрет все его внутренности. Червь подбирался к сердцу, и это злило Кая невыносимо.

Он трижды в порыве ярости ломанул битой по камину, от чего осыпалась декоративная отделка, а бита разлетелась в щепки, а потом, отбросив ее, Паркер принялся лупить себя руками по вискам, брызжа слюной и выгоняя из мыслей эту проклятую девчонку, из-за которой он чувствовал себя глупым подростком и потому еще больше злился и сходил с ума. Ему хотелось сейчас же догнать ее и заставить рыдать от боли, вскрыть ее вены, выпить из них всю кровь, но в то же время он представлял как кто-то причиняет ей вред, и тогда начинал рычать и громить все вокруг, воображая, что все это его враги, и они заслуживают смерти в жутких мучениях, потому как посмели посягнуть на то, что принадлежит ему. А именно так он и считал: Кэт — его собственность.

Как же Паркер в этот момент ненавидел себя, потому что не знал, что предпринять и как справиться с этим, и усмирить это в себе. Но он безусловно был уверен, что Кэт не сможет спокойно жить без него, он был убежден в этом. Она не решится просто взять и выйти замуж за кого-то вроде Донована и купить милый домик с зеленым газоном…

Паркера передернуло от таких мыслей, он ненавидел всю эту идиллию, ненавидел ласковые словечки, любовь, тепло. Он все еще считал Кэтти ненормальной, потому что свято верил — таких, как он, любить никто не может. Но она любит, черт ее подери, любит его…