Жертвы дракона. На озере Лоч

Луры перешли через Адару и направились к Лочу, а Низея всё кралась сзади и не решалась ни отстать, ни обогнать их и вернуться в родное «Гнездо» прямиком через лес. И каждый день она видела своего яркого бога хоть издали, хоть на одно мгновение. Был ли он верхом или пеший, в ясных доспехах или в толстой рубахе, которую Луры носили под панцирем, с копьём в руках или с бичом пастуха, она следила за ним без устали жадными, внимательными, ничего не пропускающими глазами.

Луры добрались до озера Лоч и напали на Селонов. Ещё один день Низея бродила кругом стойбища сверкающих врагов, как будто куропатка, потерявшая птенцов. Когда же наступил вечер, она подобралась поближе и залегла в кустах. Стойбище быстро засыпало, костры угасали, бабы закрывали кибитки и одна за другой уходили внутрь. Пастухи отогнали волов и буйволов на дальние луга и увели за собой собак. Было темно и облачно и сыро. Большая Палатка на небе уже повернулась устьем направо. Низея вышла из своего тайника и стала пробираться вперёд, прямо в середину стойбища.

Что было ей нужно, она не знала сама. Быть может, она направлялась к берегу, чтобы броситься в волны и плыть под водой, как выдра, к свайному дому, родному «Гнезду», осаждённому врагами. Или, напротив, она стремилась быть с Лурами хоть тайно, в ночные часы. Или хотела мстить Лурам за чёрных Селонов, душить в темноте этих суровых воинов, впиться ногтями в здоровую глотку этим белым, полным женщинам. Она скользила неслышно, как серая совка, которая ищет в ночной темноте спящих синичек и пеночек. Ни один сучок не хрустнул под её ногой, не шевельнулся упавший листок.

Самая высокая кибитка стояла у воды. Она была обтянута белым. Среди широких приземистых телег она белела, как аист среди тетеревов.

Недолго думая, Низея дерзко направилась к полузакрытому входу.

– Низея!..

Девочка вздрогнула и застыла на месте. Она вся подобралась, как будто хотела сжаться в комочек и уйти в землю от страха.

– Ты, Низея?..

Это был голос Селона, чуть слышный, осторожный шёпот. Низея повернула голову и увидела направо под деревом смутную фигуру и горящие глаза.

– Это я, Меза…

Это, действительно, был злополучный охотник. Он лежал под деревом, как тёмная куча рухляди. Только глаза его светились, как красные угли, и словно освещали несчастное, тёмное, израненное тело.

Луры не стали добивать раненого Мезу. Напротив того, по знаку Аслана, воины подобрали его и отвезли к отряду. Они положили его на телегу и повезли за собой до самого Лоча. Быть может, они хотели добиться от него указаний для борьбы против Селонов, или просто пожалели его дикую, беззаветную храбрость. Они не стали вязать ему ног. Он и без того не мог бы сдвинуться с места. Но раны его тоже никто не перевязывал. Его бросили под деревом, как ненужную колоду.

Женщины швыряли ему куски не печёного теста. Раз или два старый жрец пытался расспрашивать его на языке знаков, который почти одинаков для всякого народа от моря и до моря. Этот язык известен жрецам и вождям и старым охотникам, но хитрый Меза болезненно щурил глаза и мотал головой, а иногда ещё прибавлял на языке Селонов: «Я не понимаю».

Однако, на деле раненый воин понимал многое.

– Ты откуда, Низея? – спросил Меза с минутным интересом.

Девочка считалась сестрой и прислужницей духов и попала в чужой лагерь в такое необычайное время, конечно, неспроста.

Низея слегка покраснела в темноте.

– Домой я хочу, к Селонам иду, – сказала она.

Меза покачал головой.

– Пропали Селоны. Боги ненавидят Селонов. Небесные боги сошли на землю, чтобы вырезать Селонов…

Низея молчала. Сердце её сжималось тем же зловещим опасением.

– Их бы вырезать, проклятых! – Меза заскрежетал зубами. – Эх, кабы я прежние руки имел…

Низея присмотрелась и увидела, что правая рука охотника была совсем перебита ударом Аслана. Она висела, как ненужный обрывок, и даже в темноте можно было разобрать пятна запёкшейся крови, которою была покрыта у Мезы правая часть тела от плеча до колена.

– Слушай, Низея, – внезапно заговорил Меза. – Ты тоже могла бы… У меня и нож есть.

И он достал левой рукой откуда-то из-под себя длинный нож, который сверкнул в темноте тусклым, лоснящимся блеском. Неизвестно, когда и как этот живой полутруп успел стащить его у лурских жён.

– Возьми, – шепнул он повелительно.

И Низея протянула руку и взяла нож. Это было их оружие, принесённое с солнца, и оно сверкало так же, как его доспехи.

– Он спит тут же, вон в этой кибитке, – шипел Меза змеиным шёпотом. – Убей его.

– Кого? – спросила тихо Низея.

Она хорошо знала, о ком говорил неукротимый Меза.

– Солнцева сына, – сказал Меза. – Это их князь, а они – его люди. Жрец говорил: род его прямо ведётся от солнца.

Род Ассиев, действительно, вёлся от солнца. Луры верили этому так же твёрдо, как Меза и Низея. От солнца до Аслана считалось только двенадцать поколений.

– Если бы он умер, – шептал Меза, – они бы оставили нас.

– А разве боги умирают? – сказала Низея.