Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов

Главе Временного правительства оставалось только делать хорошую мину при плохой игре. Но капитулировать Керенский не собирался и стал вынашивать планы реванша. После совещания Керенский направил в Ставку к Корнилову управляющего военным министерством Б.В. Савинкова, одного из лидеров партии эсеров, который имел далеко идущие планы и был не прочь перехватить инициативу в борьбе за высшую власть в России. Авантюрист Савинков подыгрывал обоим противостоящим партнерам. Накануне поездки он склонил Керенского к принятию выдвигавшейся Главкомом идеи государственного переворота и установления в России диктаторской формы правления. По одному из представленных сценариев разгонялись все Советы, а вся власть сосредоточивалась в руках группы из 3–4 человек. Одно из мест у кормила Савинков сразу выторговал для себя. Игра стоила свеч, ибо при благоприятном раскладе для Бориса Викторовича открывались неплохие перспективы.

Впрочем, подобные планы строил не один Савинков. Каждый из двух других претендентов в диктаторы — Керенский и Корнилов — намеревались по-своему воспользоваться ситуацией и при первой возможности отмежеваться от конкурентов.

К слову сказать, в отличие от остальных, цель затевавшейся интриги Керенского состояла не в узурпации власти. Какая-никакая, она все же была у него. Глава Временного правительства замышлял прибрать к рукам все вооруженные силы — стать Верховным Главнокомандующим и тем самым оставить армию и флот в политике. Если до сих пор генералитет и офицерство еще подчеркивали свой политический нейтралитет, прекратив вмешиваться в дворцовые интриги и дележ министерских портфелей, то теперь, обнаружив свои претензии, Керенский втягивал военную верхушку в опасные политические игры.

Упреждая события, приходится констатировать полную неудачу и этой затеи Керенского: в качестве полководца военные его не восприняли, нового Бонапарта из него не вышло. Более того, как только провозгласивший себя Главкомом Керенский снял обеспечивший ему поддержку солдатских масс лозунг прекращения войны и заключения с Германией «мира по телеграфу», от него отвернулись буквально все. Генералитет проявил полное равнодушие к судьбе самозваного «полководца». Наглядным свидетельством тому стали октябрьские дни, когда Керенский со своими министрами остался в полном одиночестве. С безусыми юнцами-кадетами да девицами, переодетыми в солдатки, он впал в прострацию, поняв тщетность последней попытки отбиться от разношерстной вооруженной толпы, хлынувшей в Зимний дворец. Но это потом. Пока события развивались своим чередом.

Самопровозглашение Верховным Главнокомандующим оттолкнуло от Керенского основную часть военной верхушки. Произошел окончательный разрыв между офицерством и солдатской массой. Гражданская война уже представлялась неизбежной практически при любом развитии событий. Ее враждующими силами надлежало стать, с одной стороны, офицерству, поддерживаемому значительной частью казачества. С другой стороны, солдаты и матросы, в своем подавляющем большинстве выходцы из крестьян и пролетарской среды. Правда, на казачество имела свои виды каждая из сторон, а потому на этом сословии следует остановиться несколько подробнее.

Одним из непосредственных участников противоборства оказался казачий генерал П.Н. Краснов, которому предстояло сыграть заметную роль в дальнейших событиях в России, о чем он подробно повествовал в своих мемуарах.

Воспоминания

В смутные летние дни 17-го года Краснов командовал 1-й кубанской казачьей дивизией, дислоцированной в районе украинского города Овруча. О происходящем в Москве и Питере знал больше по слухам. Нутром же чувствовал — назревают исторические события. Ночью ему поступил вызов в Могилев в ставку Верховного Главнокомандующего, где надлежало быть 30 августа. Вслед за вызовом пришло тревожное сообщение о беспорядках в полках пехотной дивизии, массовом неповиновении и отказе солдат исполнять боевые приказы. Казаки Краснова вели себя сдержанно, и это давало генералу надежду навести порядок и наказать зачинщиков бунта.