Жертвы Ялты

Среди перемещенных лиц, людей по большей части малообразованных, выделялся русский инженер, вывезенный немцами вместе с женой. Понимая, что после репатриации их с женой сразу разлучат и отправят в разные лагеря, он умолял англичан разрешить ему и жене присоединиться к группе нерусских пленных, уходившей вместе с английскими войсками. Чоунеру очень хотелось помочь этому симпатичному человеку, но приказ не давал ему такой возможности, и инженеру пришлось разделить участь прочих обитателей лагеря. А вот бывшие жители Прибалтийских республик, оккупированных СССР, не подлежали репатриации. Их в лагере было довольно много, и капитан Чоунер специально проследил за тем, чтобы их своевременно вывезли оттуда.

Для верховного командования союзными войсками наличие такого огромного числа русских представляло большую проблему, и не только потому, что их надлежало кормить и обеспечивать крышей над головой. В воспоминаниях о первых месяцах мира неизменно повторяются рассказы о повальном пьянстве, о насилиях и грабежах, которыми занимались освобожденные русские. Около рурского поселения русских рабочих, например, была зверски изнасилована и изуродована дочка фермера, — и таких историй было немало. Генерал Вильсон и другие очевидцы вспоминали, что обычно перед отъездом из лагеря русские [перемещенные лица] все крушили… явно находя особое удовольствие в ломке мебели, порче электроприборов, битье окон и вообще уничтожении всего, что легко и с большим шумом поддавалось уничтожению.

Вильсон объясняет эту страсть к разрушению ненавистью ко всему немецкому. Однако нам представляется более правдоподобным объяснение поляка, длительное время соседствовавшего в камере на Лубянке с русским. Поляка поразило отсутствие у его соседа инстинкта собственности и уважения к вещам, непригодным для немедленного использования. Это в какой-то степени может объяснить, почему Красная Армия разрушает все на своем пути. Солдаты просто не отдают себе отчета в ценности плодов труда поколений и не понимают, что, уничтожая такие вещи, наносят непоправимый вред цивилизации. Эта варварская точка зрения дает им большие преимущества в войне.

Неудивительно поэтому, что большинство английских и американских офицеров с облегчением воспринимали отъезд своих необузданных подопечных, нимало не задумываясь над их дальнейшей судьбой. Сомнения и раздумья возникли после первых, проведенных в спешке, майско-июньских операций. Число перемещенных лиц значительно сократилось, а сопротивление репатриации стало более открытым — быть может, потому, что каким-то образом просочилась информация о судьбе репатриированных, а может, напоследок остались те, кто был особенно тверд в решении не возвращаться. До сих пор случаи открытого сопротивления среди перемещенных лиц были относительно редки. Полковник Верной И. Мак-Гукин, в мае 1945 года назначенный штабным офицером в американскую 94-ю пехотную дивизию и отвечавший за 55 тысяч русских перемещенных лиц, вспоминает, что большинство возвращалось на родину добровольно, и в мае 1945 года американским солдатам не пришлось применять силу.

В соглашении, заключенном Клеем и Жуковым 20 июня, оговаривалось, что в советскую зону оккупации будет переведен новый контингент перемещенных лиц, находившихся западнее. К 4 июля силы союзников перевели в район, ставший советской оккупационной зоной, 165 тысяч таких советских граждан, и через 10 дней утроба Советского государства поглотила их. Всего к этому времени союзными войсками было выдано 1 584 тысячи человек, и число выдаваемых ежедневно становилось все меньше и меньше. В то же самое время союзные офицеры стали замечать, что некоторые репатрианты не желают возвращаться. Вот что пишет английский лейтенант Майкл Бейли:

«Нам пришлось ходить по фермам, собирать работавших там русских, — и нас немало смущало, когда эти люди, в основном немолодые, бывшие буквально рабами на немецких фермах, падали перед нами на колени, молили разрешить им остаться здесь и плакали — не от радости, но от горя, — узнав, что их отсылают назад в СССР. Мы не могли этого понять, но поляки — вероятно, из советской танковой дивизии — сказали нам, что в Германии русским крестьянам живется лучше, чем на родине, и поэтому нам лучше всего оставить их в покое».