Жертвы Ялты

В своем письме лорд Селборн упоминает офицера, допрашивавшего пленных. Это майор Л. Х. Мандерстам. Его семья была родом из Южной Африки, сам он родился в Риге и владел русским языком. Когда разразилась война, присущий Мандерстаму авантюризм забросил его в Африку, где он участвовал в самых рискованных и отчаянных операциях. Он явно представлял собой идеальный материал для ССО и, действительно, быстро стал одним из самых отважных оперативников. Вскоре после высадки в Нормандии его послали во Францию опрашивать пленных, захваченных английскими войсками. Затем, вернувшись в Англию, он продолжал заниматься допросами пленных, содержащихся в английских лагерях. У Мандерстама были свои причины интересоваться судьбой русских военнопленных: ведь многие из них сдались в плен, начитавшись листовок ССО, где добровольно сдавшимся вполне искренне обещалось предоставление убежища на Западе, если они того пожелают.

Мандерстам верил ужасным историям, услышанным от пленных, тем более что все их рассказы во многом совпадали. После того как лорд Селборн отослал Идену и Черчиллю свои письма, основанные на сообщениях Мандерстама, МИД поручил лучшим своим сотрудникам проверить содержащиеся в них сведения. Узнав об этом, Мандерстам по собственному почину нанес визит заведующему Северным отделом Кристоферу Уорнеру, отвергшему сообщения майора как неточные и наивные. Это вызвало бурный протест Мандерстама, который, в отличие от Уорнера, видел потенциальных жертв депортации и говорил с ними. Надменный Уорнер выставил посетителя из своего кабинета и послал в ССО рапорт о происшествии, не имевший, впрочем, никаких последствий.

Однако для того, чтобы составить адекватное представление о будущей судьбе пленных, МИД, в отличие от лорда Селборна, не было нужды опираться исключительно на свидетельство майора Мандерстама. 21 июля, в тот же день, когда лорд Селборн отправил свою жалобу Идену, МИД получил от лорда Мойна из Каира чрезвычайно важное сообщение. Русские пленные, доставленные сюда на кораблях из Греции и Италии, целиком и полностью подтверждали рассказы своих друзей по несчастью, взятых в плен в Нормандии. Более того, лорд Мойн собственными ушами слышал от советского генерала Судакова, занимавшегося вопросами репатриации, что многие пленные «по возвращении подлежат ликвидации».

Для сотрудников МИД не было секретом, что советское правительство задолго до того бросило на произвол судьбы всех своих граждан, попавших в руки к немцам. В феврале 1942 года Международный комитет Красного Креста известил Молотова, что Великобритания дала СССР разрешение закупить продукты для пленных, находящихся в британских колониях Африки, канадский Красный Крест предложил в подарок 500 флаконов с витаминами, а Германия дала разрешение на коллективную отправку продуктов для военнопленных. «На все эти предложения Международного комитета Красного Креста советские власти не дали ни прямого, ни косвенного ответа», — говорится в сообщении Красного Креста. Точно также остались без ответа все призывы комитета и параллельно ведущиеся переговоры государств-протекторов, а также нейтральных и дружественных стран.

В Англии МИД, рассмотрев обращения различных групп общественности, желавших помочь русским, заключил, что, к сожалению, сделать тут ничего нельзя. В сентябре 1942 года Антони Иден сообщил сэру Стэффорду Криппсу, что

«советское правительство… постоянно проявляет поразительное равнодушие к судьбе своих пленных. Их последовательность в этом вопросе доказывает, что за той позицией стоят важные политические мотивы…».

Вопрос был вновь поднят год спустя с тем же результатом. В мае 1942 года Молотов точно так же отверг предложение Рузвельта о заключении с немецким правительством соглашений о гуманном обращении с пленными. Английский МИД не мог позволить себе дальнейшее вмешательство в эти дела; к тому же далеко не всем оно было по душе. Как сказал один из служащих министерства, Дональд Маклин:

«Лично мне кажется, что мы и без того уже раздули дело с посылками до фарсовых размеров, посылая своим собственным пленным по посылке в неделю; и нам вовсе ни к чему поднимать вопрос о посылках для русских военнопленных, число которых, вероятно, составляет около 3 миллионов человек, если только русские сами не попросят нас о помощи».