Жертвы Ялты

Военное министерство склонно согласиться на передачу советским властям только тех русских, которые изъявили желание вернуться, и не согласно давать советскому правительству какие бы то ни было другие обязательства *75.

Впрочем, в письме МИДа к советскому послу Гусеву это условие, даже в сильно смягченном виде, было опущено *76.

До получения ответа от Гусева оставалось лишь по-прежнему размещать в лагерях на территории Англии русских военнопленных, число которых все возрастало, а статус и судьба все еще были неопределенны. Именно в это время узники "преддверия ГУЛага" обрели могущественного союзника в лице лорда Селборна, который отвечал за группы саботажа и шпионажа Службы специальных операций (ССО), действовавшие в оккупированной Европе. Лорд Селборн был ревностным христианином и высокопринципиальным государственным деятелем, и его ужасала мысль о преступлении, которое, как он понимал, вот-вот совершится. 21 июля он написал резкое письмо министру иностранных дел Антони Идену:

Я глубоко обеспокоен решением кабинета отослать назад в СССР всех русских подданных, служивших в немецкой армии и попавших к нам в плен на европейском театре военных действий. Я намерен обратиться по этому поводу к премьер-министру, но прежде чем это сделать, я хотел бы изложить вам причины моих возражений в надежде, что мы сможем достичь согласия по этому поводу.

Как вы, вероятно, знаете, один из моих офицеров в течение последних четырех недель опросил значительное число русских пленных, и все они рассказали примерно одно и то же. Прежде всего, попав к немцам, они подверглись невероятно жестокому обращению. По дороге в лагеря многих не кормили по нескольку дней подряд. Их разместили в концентрационных лагерях в ужасающих антисанитарных условиях, они голодали. Их мучали вши и отвратительные болезни, а голод довел их до такого состояния, что в их среде развилось людоедство. Немцы не раз снимали в пропагандистских целях их людоедские трапезы *77.

После нескольких недель такой жизни, писал лорд Селборн, пленным предлагали добровольно идти на службу в немецкие трудовые батальоны. Отказавшихся расстреливали, так что ничего удивительного, что многие становились добровольцами. Теперь, оказавшись в руках у англичан, почти все русские выражают величайший страх перед перспективой возвращения на родину. Всего было опрошено 45 человек из трех лагерей, и все они говорили примерно одно и то же: что по прибытии их расстреляют или, по меньшей мере, отправят в Сибирь; что, как известно, советское правительство даже не признало наличия русских военнопленных в немецком плену. Те, кто носил немецкую форму, считали, что вконец скомпрометировали себя, и почти не сомневались в том, что их расстреляют. Наконец, они собственными глазами видели несравненно более высокий уровень жизни трудящихся на Западе, и одно это, как они понимали, навсегда сделает их политически неблагонадежными.

Лорду Селборну эти рассказы казались убедительными, и его очень беспокоила "перспектива послать несколько тысяч человек на смерть либо от пули, либо в Сибири..." Это, по его словам, было бы не только негуманно, но еще и неразумно: те русские, что еще служат в немецкой армии, откажутся сдаваться в плен англичанам или переходить в Сопротивление. По мнению Селборна, кабинет на этой стадии не должен вступать в какие бы то ни было соглашения относительно судьбы пленных.